– Ай да, девка, – усмехнулась старуха, сдувая волосы. – Василиса, да? А я –то думаю, че она такая тихонькая. Все смотрит, все высматривает… Глазки навьи бегают….
Взгляд василисы упал на миску, в которой словно туман клубился шепоток. Казалось, его можно было расслышать. Наговоренная вода всегда так выглядит: «…. Средь леса ключ, на ключе водица – студеная… Как напиться водице… Боль унять, да жизнь отнять… Слово – в сундук кладу, на замки запираю… Ключ, замок, язык….», – шуршал шепоток, словно пар поднимаясь от воды.
– Ааааааа! – заверещала девка, а глаза ведьмы расширились.
Из-под рубахи промеж белых, сметанных ног, вынырнул нечистик. Маленький, пушистый… Только и успел глазами сверкнуть. Девки и бабы завизжали, задергались, глядя под ноги. Одна отскочила, чуть не перевернув ушат с водой.
– Лови его!!! – орали и пищали бабы. – В печь его! В печь!
А он сам изловчился в темный угол нырнул…
Внезапно посох Василисы как дернется, глазами вспыхнет. «Эх! Не поспели!», – пронеслось в голове Василисы.
– Отмучилась, – произнесла старуха, вздыхая над роженицей. Та лежала без движения. К ее искусанным в кровь губам свечку поднесли. И пламя не шелохнулось. Потом зеркальце… – Четыре дня родить не могла… Вот что, девки, бывает, когда с нечистым дружбу водишь!
За покойницей затирать начали. Теперь лицо у бедной было умиротворенным, серым и спокойным. Девки ее обмывать понесли. Василиса вышла на улицу, чувствуя, как ей нехорошо.
– Заметила? – спросил филин, а в его голосе чувствовался триумф. – Неужели не заметила?
Василиса и сама все поняла без слов.
Глава 32. Змий Огненный
– Не змия это ребенок. Это – грызь девке кто-то подсадил! – заметила василиса. – Я ее внутри видала… Вся съедена, одна шкура осталась … Доходила, доносила порчу…
– А почему промолчала? – спросил филин.
– А что поделаешь? Поздно уже было. Ничего не сделаешь. Надобно во всем разобраться, прежде чем панику подымать, – спросила василиса. – Скажут, что киловязка на деревне объявилась. Или подружка какая позавидовала. Или кто проезжий взгляд нехороший бросил, пошептал, и выпустил бесей напустил.
Говорила Ягиня, что со словами надо осторожней быть. Слово – не воробей, а бед наделать может. И прежде чем говорить, что в деревне киловязка какая или еще какой колдун затесался, надобно все перепроверить. Люди, они шибко горячку пороть любят. Стоит словечку-то пролететь, как мигом бросятся искать. И найдут. По своему разумению. Избу сожгут, саму прикончат, а то и не она вовсе окажется…
– Местечко здесь – знатное, – заметил филин. – Такое чувство, что выйдешь – одной ногой в могилу вступишь, а другую по локоть отгрызут.
– Ишь ты, умник! – заскрипела Черепуша. – Где это видано, чтобы ногу по локоть отгрызли? Ты думай, прежде чем говорить!
– Тебе показать? – внезапно заметил филин, а глаза его зловеще засветились. – Я хоть и лешак наполовину, про вторую половину, папкину, меня никто не спрашивал. Могу куснуть по дружески за попу.
– Думаете, Змий и взаправду здесь есть? – спросила василиса, осматриваясь. Деревенька и правда унылой была. Сплошь бабы да ребятня мал мала меньше. Из мужиков приметным был дед, который все так же сидел на завалинке. Да пара мужиков. Паренек один почти вырос, все на девок постарше поглядывал. Только руки у него не хватало. Увечье свое в рукаве прятал.
Деревня погружалась в вечер. Девки задумчиво что-то пели, тоскуя по парням ушедшим да по любви. Не с кем на деревне любиться. Всех мужиков война посадская выгребла. Да почти никого не вернула.
– Да он везде есть! – небрежно заметил филин. – Чуть что звездой пролетит, так сразу появится. Ну что? Будем что-то со змием делать? Али так оставим?
– Что значит, так оставим? Девки мрут! – возмутилась Черепуша. Василиса уже понимала, что в мире не все однозначно. Если на картинках да в книгах старинных, за стенами избы на курьих ногах все было просто и понятно, то сейчас все было диковинно. У жизни, как у самоцвета столько граней оказалось!
– Ага, вон, сколько померло! – заметил филин, переминаясь. Девки пели что-то заунывное, поглядывая на заросшую дорогу, по которой, видимо, уже никто не вернется. – Кладбище несбывшихся бабьих надежд!
– Отец, а как деревня называется? Запамятовал я, – спросил филин, пока дед вставал и собирался в избу. – Не Иваново, случаем?
– Как надо, так и кличут, – заметил старик. – То Ракитки, то Могилы. По – разному зовут. Мы имени не имеем официального. Выселками себя именуем. Все кто в княжу немилость попадал, всех старый князь сюда определял. С глаз долой.