– А есть, кому за бабой присмотреть? – спросила василиса. Но хозяин ее уже не слышал. Он храпел на столе, промачивая рукавом ядреную брагу.
– Это правда? – спросила василиса у филина. Тот промолчал, а потом обратился к черепу.
– Ну, что скажешь?
– А че? – послышался голос черепа. – А вы что думаете, василисы сами рождаются? Или их в лесу находят? Может, раньше люди и сами детей несли! Но сейчас детей мало осталось! Каждое чадо на счету.
– Ну, рассказывай, – произнес филин, поглядывая на Черепушу. – Хотелось бы ягиню послушать. Авось она что знает. Не хочешь поделиться?
– Да что уж таить! Детей –то из деревень и посадов брали, – произнесла Черепуша. Хозяин храпел на столе. В его бороде виднелись белые крошки. – Искали девок с силой особой. Ее печатью называли. Коли печать есть, то получится василиса. Коли печати нет, то вряд ли…
– Печать, значит? – выдохнула василиса, глядя на светящиеся глаза посоха.
– Вот и ходили мы, искали василис будущих. … Сначала я ходила ягиней. Потом, когда сохранила разум, меня уже в руке носили. Я во все стороны глазела, высматривала. Это редкие посохи делать умели. Разум которые сохранили. Такие посохи у ягинь обычно были. Редко, когда василисам обычным доставались.
– Мы уже поняли, как нам с тобой повезло! – фыркнул филин. – Ближе к делу.
– Мы совсем иначе все видим. Вот мы и говорили, есть ли печать на дитятке или нет. И эту деревеньку я помню, – произнесла Черепуша. – И туточки мы были… Много лет назад… Годков с двадцать, наверное…
– И вы дитенка подменили?! – выпалила василиса и зажала рот рукой. От ужаса ее глаза расширились.
– Ну хоть не сожрали! А ты боялась! – выдохнул филин. – Могло быть и хуже!
– Так девонька маленькая что? Ничего! От первой же лихорадки бы померла. Или мать бы приспала. Или потом подросла бы, лес бы ее утащил. Или того хуже, замуж бы вышла, а муж ее уму разуму кулаком учил. Померла бы родами, как большая часть баб помирает. А так людям нужна! Скольких людей от силы нечистой спасет! – произнесла посох так, словно была уверена в своей правоте. – Для благого дела ничего не жалко! Кто, как ни василисы, людей от навьих защищают!
– Но ведь… – выдохнула василиса, вспоминая глаза несчастной женщины. – Филин! Скажи ей! Скажи ей, что так нельзя! Ну чего ты молчишь!
– А ты еще не догадалась? – внезапно произнесла Черепша. И грустно усмехнулась.
– Не вздумай! – закричал филин страшным голосом. Хозяин дернулся и перевернул миску с брагой. «Ась-ась! Я тебе ща…», – проворчал он, а потом успокоился и снова на столе захрапел.
– Спи! – бросил шепоток филин, сверкнув лунными глазами. – Не мешай. Не вздумай! Не говори! Скажешь, я тебя об колено сломаю!
– Что не говорить?! – заволновалась василиса. Она чувствовала, что от нее что-то скрывают. И от этого ей стало как-то тревожно.
– Я предупредил! – страшным голосом закричал филин. – Ни слова! Со мной шутки шутить не думай.
– О чем мне не говорить? – дернулась василиса, как вдруг поняла.
Глава 35. Нагаданная встреча
– Сама догадалась! Я тут не при чем! – послышался голос Черепуши, но василиса задыхалась от внезапно нахлынувших чувств. Неужели, правда?
Она бросилась в ночь напрямую к той избе, которая стояла на отшибе. Замерев перед дверью, она не знала, что скажет. Столько раз она думала об этом, как вдруг случилось! Икотница права была!
В детстве всем василисам одно и то же говорили.
Кого родители в лесу бросили. Кого на лечение принесли, мол, все равно помрет. И жили они с мыслью о том, что никому окромя ягини и друг дружки нужны не были. Что нет у них другого дома, кроме старинной избушки на курьих ногах, промеж которых ягиня и мертвых вызывает из туманов нави, и ворожит. Нет ничего кроме перышек, которые на водице плавали в кадушке. И боязно и интересно смотреть на них было. Одна ягиня знала, как растолковать, что в водице видно, и чье это перышке вот-вот потонет.
И не было у них имени кроме одного – василиса. А настоящее имя еще заслужить надо. Чтобы Премудрой стать нужно людям помогать да мудростью своей прославиться. Или красотой, как Василиса Прекрасная.
А тут сердце василисы зашлось. Она толкнула дверь.
– Мама! – влетела она в избу, где не видно было ни огонька, ни лучинки. – Матушка!
И слезы душили ее при мысли, что вот она, матушка ее, перед ней сидит! Самая настоящая! И не отвела она ее волкам на съедение в лес, не бросила возле избушки…