Василиса вздохнула. Не ее это дело промеж князьями – братьями влезать.
Стоило им только отойти на несколько шагов, как вдруг послышлася голос Сокола.
– Обещаешь, что отцу не скажешь, где я укрылся?
– Так, а это уже совсем другой разговор, братик, – усмехнулся филин, останавливаясь. – Обещаю. Да и ты сильно не светись. А то летает себе над лесом, круги наматывает. Думаешь, навьи тебя не узнают? Ото всех не схоронишься, братец. Про тебя нам покойница рассказала, а ей домовые шепнули. Так что плохо ты спрятался, раз мы тебя отыскали. И это при условии, что над покойниками я не властен. Представь, как ворону просто будет тебя найти? А то, что если меньшой все себе заграбастает, то ни тебе, ни мне, житья спокойного не будет. Всех изведет.
Василиса ожидала, что сейчас Сокол скажет, где папоротник, но он усмехнулся.
– Ты всегда умел хорошо говорить, братец. Хотел я пустить тебя по ложному следу, чтобы ты в лесочке поплутал, пока мы с женой переберемся в другую деревню и там схоронимся, но что ж… Держи… – усмехнулся Сокол, снимая шапку. – Нет места, где спрятать его. Везде его найдут. А я так рисковать не стану. При мне он. Так надежней…
У василисы дыхание перехватило. Она столько про этот цветок слышала, а сейчас воочию его увидит.
Сокол взмахнул рукой, а в ней что-то загорелось, словно маленький огонек. Василиса даже на цыпочки привстала, глядя на огонек. Цветочек был крошечный. Он горел, рассыпаясь крошечными искрами.
– Забирай, – буркнул Сокол, отвернувшись.
Филин осторожно взял его и спрятал.
– Спасибо брат. Ты очень помог, – выдохнул он. Но Сокол отвернулся. – Постараюсь отбиться. А там как получится… Если что, не поминай лихом.
Василиса была потрясена. Легендарный цветок, который зацветает на Купальскую Ночь, который охраняет целая орда такой нечистой силы, с которой даже ягиня бы не совладала, у них.
Радость сменилась растерянностью. А что дальше?
– А дальше куда? – спросила василиса, радуясь, что не пришлось жизнью рисковать, чтобы его добыть. Много она слышала легенд про него, и про то, как люди жертву кровавую приносят.
– В Мертвый Посад, – произнес филин.
– Мертвый посад? – спросила василиса. И от собственных слов ей стало страшно.
– Только для начала… – начал было филин, как вдруг лес, в который они вошли зашумел. Деревья, словно с ума сошли. Словно вихрь пронесся над их зелеными вершинами. Василиса тут же за посох схватилась. Вороны, не ожидавшие такого, тут же с громким карканьем взметнулись в небо. Черные стаи кружили над лесом, оглушительно крича.
– Силу чуют! – усмехнулся филин, глядя по сторонам на бушующий лес. – Теперь, васька, нам в лесу нечего бояться!
Деревья разошлись не на шутку, ветки скрипели, листья шуршали, старые ветки падали на землю. Птицы умолкли.
– Тишина! – приказал филин, как вдруг лес стих. Словно и не бушевал вовсе. С дерева упала последняя ветка, а стая ворон покружилась еще немного и стала оседать на ветках.
Василиса шла, задрав голову. Никогда еще она не видела лес таким страшным, тким взволнованным.
Черная хмарь от ворон осела, и лес стал тихим. Ни пения птиц, ни стрекотания. Тишина кромешная.
– Да ладно, – послышался насмешливый голос. – Петь можно!
И лес робко – робко стал оживать. Сначала послышался стекот. Неподалеку запела птица. Ее пение подхватила ее одна. Где-то далеко стала куковать кукушка, а мир снова наполнился привычными звуками.
– Теперь не пропадем! – довольно усмехнулся филин, а василиса все назад оглядывалась. Неужели княжич променял все на девушку ту, неказистую.
– Есть будешь? – спросил филин, глядя на василису. Та что-то поникла. Он ушел, оставив их с Черепушей наедине.
Черепуша молчала, а потом не то вздохнула, не то прокряхтела.
– Посмотрим, во что это выльется, – заметила Черепуша, что-то бубня себе под нос. – Когда в нужде, так друзья, а коли нужда пройдет, останется ли дружба? А про любовь вообще молчу!
– Ты о чем? – спросила василиса, глядя, как над тысячелистником летают маленькие белые бабочки.
– Да о том, что получил твой княжич силу, а ты ему почто теперича нужна? – хмыкнул Черепуша. – Подумай сама, девонька! Нет, я понимаю, что сердцем прикипела. Сама знаю, каково это, когда душа к другому тянется так, что мочи нет… Но ты в оба гляди…
Василиса покраснела. Черепуша словно в воду глядела, говоря про чувства ее. С каждым днем она все жарче их ощущала. А как вспомнит ласки бесстыжие, так сразу алеет, что маков цвет.
Но ведь Сокол на девушку свою, считай, все обменял.
Черепуша внезапно умолкла. На поляну вышел княжич, а руки у него были … в крови.Глава 39. Сестры – лихоманки