Оля, которая и без того солировала в двух песнях, с невозмутимым видом разглядывала маникюр.
– Почему?! – воскликнула Василиса, едва не уронив бубен. – Я же репетировала!..
– Может быть. Когда не пропускала и не опаздывала. Василиса, я не могу на тебя рассчитывать. Отчётный концерт – ответственное мероприятие, если ты снова опоздаешь или перепутаешь расписание, пострадает весь коллектив!
– Но вы не можете!..
– Почему это? – пожала плечами Вера Алексеевна и подняла авторучку, требуя внимания. – Так, ещё раз с двенадцатой цифры!
Василиса прошла на своё место, шумно отодвинула стул и села.
– Оле этот запев лучше подходит! – сказала Дашка, светловолосая девочка, сидевшая в альтах. Василиса залилась краской, но сделала вид, что не услышала.
– А Чернова пусть на бубне солирует! – поддержала Дашку её подруга, Вика.
Вера Андреевна взмахнула, и хор запел:
– Заплакали девочка и мальчик,
И закрылся веселый балаганчик.
***
Из гостиной доносился бодрый голос мамы:
– Да, на постановку «Травиаты» в Милан… Интересно, что говорят звёзды, стоит лететь или не стоит… Леди Стефания, сегодня приехать не смогу, нужно заехать в Большой, подписать бумаги. Пришлите прогноз по факсу.
Слушая, как мама консультируется со своим личным астрологом, Василиса разулась и повесила куртку в шкаф. Она не хотела, чтобы кто-то из домашних увидел шаманский бубен. Мама могла поинтересоваться, что это за вещь, и зачем Василиса притащила её в дом. Проскользнув мимо приоткрытой двери, за которой мама рассуждала о влиянии ретроградной Венеры на постановку «Травиаты» в Милане, Василиса бегом поднялась на второй этаж. В её комнате царил творческий беспорядок. Кабинетный рояль в углу был завален нотами, диски (по большей части, классика, джаз и старый рок), книги и мягкие игрушки лежали где попало. В углу стояла электрогитара – подарок родителей на позапрошлый день рождения.
Мама была слишком занята работой, поэтому домашними делами занимались специально нанятые люди, приходившие пару раз в неделю. Василиса не позволяла кому-то чужому убирать её комнату. Она вполне могла сама вытереть пыль на подоконниках и стереосистеме, если её скапливалось слишком много.
Василиса оставила скрипку у входа, а бубен повесила над кроватью, словно какой-нибудь экзотический сувенир. Потом можно будет сказать, что он всегда тут висел – родители не отличались внимательностью.
Теперь оставалось ещё одно, не особо приятное дело – сообщить маме, что на отчётный концерт можно не приходить. Конечно, сольной партией в хоре Анастасию Чернову не удивишь. Но что она увидит теперь? Как Василиса весь концерт стоит во втором ряду, пока другие исполняют соло? Мама, певшая на лучших мировых сценах, этого точно не оценит.
В глубине души Василиса хотела, чтобы мама гордилась её успехами. К сожалению, в их семье любое достижение воспринималось как должное. Планка была высокой, и Василиса должна была ей соответствовать.
Полюбовавшись на бубен (он выглядел старым и потёртым, как музейный экспонат), Василиса спустилась вниз. Мама стояла в пальто и поправляла макияж, глядя в зеркальце. Она была из тех женщин, фотографии которых появляются на обложках модных журналов. Анастасия Чернова являла собой редкое сочетание красоты, музыкального таланта и артистичности. Василиса была похожа на мать – те же чёрные волосы, те же синие глаза и длинные, идеальные для дирижёра или пианиста пальцы.
– Сегодня была репетиция хора, – сообщила Василиса.
– Замечательно, – произнесла мама, не отрываясь от собственного отражения.
– У меня отобрали соло.
– Почему?
– Я опоздала.
– Ты вообще рассеянная. Ходишь, мечтаешь о чём-то!
С этими словами знаменитая оперная прима (по совместительству – мать Василисы) бросила пудреницу в сумочку и выпорхнула за порог. Девочка некоторое время смотрела на закрытую дверь.
– Вот и поговорили, – пробормотала она.
День выдался насыщенный, и Василиса внезапно почувствовала, что проголодалась. Она прошла на кухню, сверкавшую мрамором и сталью, и открыла холодильник. Анастасия Чернова не готовила, этим тоже занимались нанятые люди. Быстро соорудив себе бутерброд из ветчины и сыра, и откусив большой кусок, Василиса огляделась. Обычно, когда она открывала холодильник, Яга была тут как тут. Ягой звали её чёрную одноглазую кошку, и маму почему-то безумно раздражала эта кличка.