— Дядя Митя, и вы тут! — воскликнул Иванушка. — Вот не ждал. А что, опять на болото лазали, да?
— Об чем ты? Буде болтать при людях.
— Поздоровайтесь с гостем, дядя Митя. Это воспитатель дошколят Нури из ИРП.
— А я Неотесанный Митяй. Леший, значит.
— Настоящий? — Нури пожал твердокаменную пятерню, удивляясь силе ее.
Леший не ответил на вопрос, он разгладил бороду, посыпались зеленоватые искры.
— Трещит, проклятая. Потому — все вокруг электризовано. От бороды наводки, работать невозможно. Кругом помехи. — Неотесанный Митяй засопел, полез в карман передника и стал что-то выбирать мосластыми пальцами на черной своей ладони.
— А сбрить, — не подумав, предложил Нури.
Неотесанный Митяй долго смотрел, как лопаются в котле пузыри.
— Пусто тут у вас, — ни на кого не глядя, молвил он. — Отойду вот в сторонку, семечко посажу, а? Интересуюсь задать вопрос: и за каким лешим тебе, Ванюшка, воспитатель понадобился? Это ж надо — сбрить…
— Ну, не всяко лыко в строку, дядя Митя. Непривычный он к нам. А так ничего. Алешка говорит — чист сердцем.
— Чешите грудь! Старик Ромуальдыч вон тоже чист, а толку?
— Нури — кибернетик. Один из лучших на планете!
Леший пригляделся к Нури и вроде бы помягчел. Он полез ковшиком в бадью, пошаркал по дну, ничего не достал и вздохнул:
— И на ночь не хватило, не надоишься… Кибернетик — это хорошо. Это для нас в самый раз. Если у тебя, Ванюшка, в котле семена возникли, дай немного, а?
— Дам, конечно, как не дать.
И снова озноб пробежал по спине Нури — и он, не поворачиваясь, почувствовал горячее дыхание Дракона. От кустов донесся вопросительный рев:
— Ууууууу?
— Что у? — могуче закричал Неотесанный Митяй. — Будет тебе ууу после третьего кочета. И не вибрируй перепонками, тоже мне, пугало!
Дракон удалился. Нури понял это по наступившему в душе покою. Где-то неподалеку слышались громкое сопение и дробный стук, словно скелет падал с сухого дерева, но эти звуки после Драконова присутствия просто ласкали слух.
— Вы б шли, дядя Митя. А то как бы ваши рогоносцы не повредили друг другу. Слышите, опять дуэль затеяли!
Леший сложил семена в карман передника, тяжело поднялся.
— И то… Пойду. Только не рогоносцы это, Ванюшка, сколько можно говорить. Единорог, самый благородный зверь из живущих на земле!
— Бадейку-то заберите, второй кочет уже кричал.
— Сам знаю. Эх, не по специальности вы меня, чешите грудь, используете! Ладно, пойду… А вы, Нури, видать, к нам надолго. Еще, выходит, свидимся.
— Что значит надолго? — спросил Нури, когда леший ушел.
— Э, сколько захотите, столько и пробудете. Вот вы тут о некорректности методик говорили. Вы что, и в генетике специалист? Разбираетесь в трансцендентных мутациях?
— Не сподобился, — хмуро буркнул Нури.
— Не сердитесь, просто я хочу сказать, что неизвестно еще — чьи методы лучше. Вы там бьетесь над восстановлением исчезнувших реальных форм, а все равно часто вынуждены удовлетворяться похожестью, внешним сходством. Так ведь? Ибо если утерян генофонд, то воссоздать животное уже невозможно. Природа-то миллионы лет тратила. А мы… За сотню лет уничтожили, а за десяток восстановить хотим… — Иванушка склонился над котлом, заработал веслом-мешалкой.
— Не узнаю я вас, Ваня, — задумчиво произнес Нури. — У нас тем вы вроде совсем другой были и по-другому речь вели.
— Образ обязывает, сложившийся в детском сознании стереотип. Иванушка как-никак… Хотя, с другой стороны, известен ведь и Иван-царевич. — Тут речь Иванушки потеряла стройность. Словно спохватившись, он забормотал: — Не вам судить, сами в эгоизьме погрязли, в самомнении… Нам, например, легче, ибо не ведаем, что творим. Потому — люди мы простые. От этой, от сохи, выходит.
— И Ромуальдыч от сохи?
Иванушка подождал, пока Нури отсмеется.
— А что? Ромуальдыч, между прочим, обеспечивал. Он и сейчас еще вполне может.
Раным-рано сидел Нури на крылечке избы, в которую его определили жить. Крыльцо, еще влажное от росы, выходило прямо на улицу поселка. Нури уже вымылся по пояс колодезной водой, на завтрак выпил малый ковшик драконьего молока и вот сидел, прислушиваясь к новым ощущениям. Кровь бежала по венам, и он чувствовал ее бег, мышцы просили дела, а мысли возникали четкие и добрые. Еще когда Нури только досматривал предпробудный сон, неслышно прибежала Марфа-умелица, прибралась в горнице, задала корм курам, что-то мыла и чистила, и хлопотала, и так же неслышно исчезла, ушла по своим делам.