Разрывать письмо пришлось зубами и здоровой рукой. Челюсть не слушалась, зубы то пытались отбить чечётку, то отказывались сжиматься, но я всё-таки смогла разорвать его до середины, и меня окружили сине-зелёные искорки, унося в дом сестры. Господи, всеми силами прошу тебя, пусть она будет дома.
Перенеслась я в свою комнату на высоте где-то в полуметре от пола. Неожиданное падение вышибло из моей груди остатки воздуха, и я поняла, что не могу вздохнуть, легкие просто отказывались повиноваться и наполняться кислородом. Со мной такое случалось в детстве: упала, испугалась и не могу вдохнуть. Обычно хватало встать и пару раз присесть, чтобы диафрагма начала сокращаться, и я смогла вздохнуть. А сейчас на грани потери сознания встать было немыслимо, и, видимо, чисто интуитивно, я дернула себя здоровой рукой за больную. Дополнительный болевой шок или выплеск адреналина? Но я смогла вздохнуть, чтобы заорать.
На мой непрекращающийся крик прибежала Катя. Я сквозь слёзы, всхлипы, и скулёж начала ей объяснять.
— Мне срочно нужно обратно. Там малышам очень плохо. Твоя помощь тоже понадобиться. Я не сама ушла. Помоги.
Как она смогла разобрать в моей истерике главное? Но мгновенно отключив мою боль магией, она вызвала мужа, который предусмотрительно не давал ей координаты дома рыжиков. И спустя ещё минуту я, с вправленной рукой, и сестра с зятем уже были в гостиной семьи золотистых василисков. Неслась я в комнату к малышам на чистом упрямстве, не слыша окриков и вопросов Сайны и её мужей. Всё для меня не имело значения, кроме моих детей, которых я чуть не погубила своей глупостью.
Сыновья лежали в своих кроватках, на первый взгляд всё было нормально, но, приближаясь, я увидела, что они дышат ужасно медленно. Губы приобрели нездоровый фиолетовый оттенок против прежнего розового. Нежный румянец сменился белизной, но они всё ещё живы, маленькие, хрупкие.
— Какая же мама у вас дура.
Я гладила их по макушкам окровавленными ладонями. Боли не было, лишь небольшое ограничение в левой руке мешала её высоко поднять, но это было и не нужно. С каждым мигом их состояние выравнивалось. Они вновь походили на моих ангелочка и демонёнка.
— Мои славные, солнечные, любимые детки.
В груди рождалось новое тепло, связывающее в этот раз нас крепче, чем раньше. Напрямую. Кровь и жизнь. С этого момента я точно знала, что не оставлю их нигде и никогда до тех пор, пока буду им нужна.
Кровь или моё прикосновение, не знаю, что помогло в тот миг, но большего счастья и облегчения я не испытывала никогда раньше.
Потом в комнату вошли старшие члены семьи. Сайна повела меня умывать, обрабатывать раны и лечить надорванные связки, кто-то из дедушек остался с малышами, кто-то удалился сообщить рыжикам, что я вернулась. А на меня навалилась усталость и какая-то апатия. Слишком много для меня, слишком больно, быстро и страшно. Хотелось ещё раз убедиться, что малыши в порядке и провалиться в темноту сладких объятий Морфея.
В общем-то, сидя в подвальной комнате — лаборатории, куда отвела меня свекровь и где обрабатывала мои ранения, я время от времени почти отключалась и держалась исключительно потому, что хотела увидеть малышей. Пусть тепло в груди никуда не делось, но увидеть и убедиться в их нормальном состоянии всё равно хотелось.
Сайна отпустила меня, когда плечо было надёжно зафиксировано, а руки, шею и локти покрывало нечто похожее на эластичный желатин. За дверью, подпирая стену с двух сторон от выхода, стояли рыжики. Им то эта мать-ехидна меня и отдала, наказав отвести спать.
— Идём, дорогая, — Гор подхватил меня на руки, заставляя обнять его здоровой рукой.
— Да, родная, тебе необходимо отдохнуть, — Сид нежно погладил меня по щеке.
— Но прежде ты в двух словах объяснишь, как ты вообще оказалась за пределами дома в такой холод и в такой компании, — в голосе рыжика отчётливо слышались все кары египетские, а также волнение и недавно пережитый страх.
— А разве это не ваш прапрадедушка был? — наивно спросила я, сама уже не веря в эту легенду.
— Кхе, — подавился идущий рядом Сид. — Живых прапрадедушек у нас семеро. Но это не был ни один из них.
— Надо будет тебя на свадьбе со всеми познакомить, — немного сбавил обороты Гор. — Но как ты додумалась с незнакомым мужчиной из дома выйти?
— Я злилась? — получилось скорее вопросительно, но я теперь и сама не понимала до конца мотивацию своего поступка. — Я дура? — уже чуть более уверенно спросила я.
— Ты червячок, на которого невозможно разозлиться, — Гор упёрся мне лбом в висок и тяжело вздохнул.
— Но наказать тебя придётся, чтобы ты больше таких глупостей не совершала, — Сид выдержала театральную паузу, и я ожидала уже всего, от порки до изгнания жить к Змее. — Неделю ты сладкого не получишь.
— И всё? — я ожидала чего-то более страшного.
— Любимая, тебе мало? Ты вся избитая, израненная, связки будут восстанавливаться минимум неделю и разрабатываться месяц, и это только потому, что регенерация у тебя теперь немного сильнее благодаря нашей связи. Ужасов ты натерпелась на годы вперёд. Так что без сладкого, и всё. Выводы из своих поступков ты можешь сделать сама, когда завтра днём нельзя будет использовать магию для обезболивания, иначе нервные волокна неправильно восстановятся.
Мы дошли до комнаты рыжиков.
— Дайте мне взглянуть на детей, пожалуйста.
Нехотя Гор поставил меня на пол, и я заглянула в комнату напротив, где были дети.
Малыши играли на коленях старших василисков, смеялись, агукали, улыбались.
Я тихо прикрыла дверь, пока малыши меня не увидели, и вернулась к моим мужчинам.
Спать меня укладывали в огромную постель, которая появилась на месте двух бывших немаленьких кроватей, и, по сути, теперь занимала половину пространства комнаты, закрывая обзор на узоры изо мха.
Лежала я на нескольких подушках, чтобы даже случайно во сне не потревожить руку. Рыжики устроились с разных сторон, сон накрывал моё сознание. И я была счастлива, что всё закончилось хорошо. Завтра я обязательно узнаю, что произошло, кем был этот василиск и что планировал сделать. Но это будет завтра.
Эпилог!
Я сидела в детской комнате и нервно хихикала напротив зеркала в полный рост, сотворенного Катей.
Прошло две недели с того злополучного дня, когда активисты из василисков, не желающие возвращения богов, решили разделить меня и малышей. Получаса моего отсутствия им бы вполне хватило, а души маленьких богов, не получающие питания от моей души и силы, покинули бы свои смертные оболочки, за которые было уже уплачено немало чужих жизней. И всё это из-за страха, что придёт не только бог-созидатель, но и его брат бог-разрушитель. Да, не спорю, я знаю, что если боги, войдя в полную силу, опять начнут сражаться — мир василисков и нагов может кануть в небытие. Но с чего им сражаться, если, на мой взгляд, они дополнение и продолжение друг друга. Нет вечного созидания без разрушения старого — это аксиома для любой закрытой системы. А мир, как ни крути, система закрытая.
О возвращении богов узнала начальница моих рыжиков, возможно, по их оговоркам на работе. Где они прокололись — непонятно. Может, она просто наткнулась на запрашиваемый ими материал и сделал правильные выводы. Не зря же она их начальник, а не наоборот. Опыт не потеряешь, даже увлекаясь феминистскими идеями и жестокостью по отношению к мужскому полу.
Дама, госпожа ар Полоз, давно входила в религиозную группу противников богов мужского пола и дала отмашку одному из своих мужей разобраться и устранить угрозу.
Он подловил меня в очень удачный момент, а для убеждения использовал какую-то ароматическую дрянь, влияющую на сознание и вызывающую доверие.
Но и мои мальчики — не земляные червяки. Появление чужака не осталось незамеченным. Они только не знали, какие шаги он предпримет, и из-за нежелания впутывать меня в мужские разборки, не посвятили в свои планы. Как итог, я вляпалась по самую маковку, и малыши чудом остались живы. Кстати, калечить меня залётный василиск, отправляя в портал, не хотел, просто силу не рассчитал. Нормальные василисочки тяжелее меня раза в два, даже в человеческом облике, я молчу про змеиный.