щедро яблоки с веток роняла,
и, росой напоив,
мне дарила святую печаль.
И осталась со мной
та печаль – не везде ее примут, —
обернулась тоской,
поседела, согнулась как тень,
и сосватала мне
злую, глупую, длинную Зиму,
и с приданым – как снег —
равнодушие, жадность и лень.
Я сполна получу,
не забыл я о скорой расплате.
Я надежды хочу,
да мечты превратились в золу.
И невеста Зима
в белоСнежном завьюженном платье
на колючих губах
принесет ледяной поцелуй.
8-14 октября 2002
Междустрочье
Понять я все время силюсь:
Откуда ты вдруг такая?
Иль правда – скажи на милость —
Отбилась от птичьей стаи?
Груз стольких противоречий
К земле тебя тянет, Птица.
Он давит хрупкие плечи,
Мешая крыльям раскрыться.
Не смей смаковать отраву,
Не смей в себе зло лишь видеть!
Кто дал тебе это право —
Так себя ненавидеть?!
«Оставьте меня, – просила, —
Под мягкой ленивой пылью».
А могут оставить силы.
А где их возьмешь для крыльев?
Не сверху ли суть увидеть
Стремятся на небо птицы?
Прежде, чем ненавидеть,
Нужно любить научиться.
Эхо в моем междустрочье
Нарочно или невольно?..
Любовь – это вены в клочья.
Любить – это очень больно.
Так в муках детей рожают,
И крест несут на Голгофу.
Бывает, что умирают.
И льют на бумагу строфы.
Но сердце в песок не спрячешь
И стук его не умеришь.
Ты плачешь… Я знаю, плачешь!
И, значит, любить умеешь!
Любовь не дает поблажек,
Но ей не «жестокость» имя —
Она тебе правду скажет
И в небо опять поднимет.
Стань с ветрами снова вровень.
Не бойся начать сначала.
Влюбиться нужно до крови,
Чтоб сердце сильней стучало.
Пробьюсь ли к тебе строкою,
Достану ли глубже, выше?
Оставить тебя в покое?
Нет, не дождешься!
Слышишь?!
14-16 декабря 2002
Проводник
фантастический рассказ в стихах
АБС
Шум вокзала растаял как сбивчивый сон.
Как секунды мелькали столбы.
Сердца стук, дрязг колес – все слилось в унисон
как шаги по дороге Судьбы.
Я в холодном купе был совсем одинок,
и в окно надоело глазеть.
Вдруг в раскрытую дверь проводник мне: «Сынок!
Хочешь чаю – чтоб душу согреть?»
Вроде бубна вагон грохотал во всю мочь,
и в углу притаился ночник.
И глотал из стакана беззвездную ночь
мой попутчик – седой проводник.
Он молчал и кивал, ну а я говорил,
остужая язык в кипятке,
о семье, что своими руками разбил
и любви – как воде на песке.
«Я Иуда, отец!» – так рассказ о своем
я закончил, сорвавшись на крик.
«Что ты знаешь о нем?» Я не понял: «О ком?»
«Об Иуде», – ответил старик.
Сбитый с толку, в смущеньи, я медленно стал
ворошить ту Заветную мглу:
про Пилата, про вечерю и про Христа,
и предательский тот поцелуй.
Дотерпев мой нескладный рассказ, проводник,
постарев, что ли, больше, налил
чаю – мне и себе – и, уставясь в ночник,
хриплым голосом заговорил:
«Всё – как будто вчера, хоть прошло столько лет,
но не всё обрекают на тлен.
Так и было – почти… Только – все-таки, нет! —
я не умер в пеньковой петле».
…Поезд в завтра летел, я за чаем поник,
свою вечную глупость кляня,
а напротив меня полоумный старик
не то бредил, не то сочинял…
«Из дурманящей мглы Он их вел на Огни,
оставляя всем ищущим нить.
Притчи им говорил – не слыхали они
то, что Он так хотел объяснить.
Лишь один ученик из двенадцати душ
видел те путевые Огни,
не дрисливый гусенок, не мальчик, не муж —
я чужой был, наверно, для них.
Я ведь тоже всё знал – наперед, как и Он,
надо двигаться было след в след:
Ему – крест, мне – позор и – да будет спасен,
кто уверует в Новый Завет.
Не бывает героев, когда нет врага;
а на должность врага – вот беда! —
не найдется героя – так ноша туга.
Дураков лишь найдешь без труда.
Фарисеев и книжников много вокруг,
кто их там различит, разберет?
А предатель – один. И сужается круг:
вот Иуда, что Искариот!
Я всё сделал как надо в ту страшную ночь,
блеск мечей изуродовал мглу.
И ничем я уже был не в силах помочь.
И был искренним мой поцелуй…
Я сломался потом, я хотел умереть,
задушив свою трусость в петле.
Вот за это Всевышний отсрочил мне смерть —