Я устыдилась, потому что, по внимательном взгляде, не нашла в вас ничего гадкого и отталкивающего, и ничего такого, чего я могла бы стыдиться, если бы это было моим качеством или особенностью. Я увидела, что в вас всё – человеческое и ни в чём нет плохого, ничего непростительного или совершенно уродливого, или неприемлемого. Ничего, чего нельзя было бы полюбить. А полюбить соседа по двору совершенно необходимо – это моя большая мысль, и я от неё не отступлюсь. Мне теперь даже кажется, что в целом свете нельзя найти человека, которого было бы не только невозможно любить, но и человека, которого бы любить было не должно. И если это так, то мысль о дурном примере – недостойна взрослого человека, а мелочная завистливость тех, кто жаждет меня воспитать – недостойна вдвойне и втройне и является непосредственным и пока безнаказанным злом.
Так вот, я стала глядеть на вас глазами влюблённого и терпеливого поклонника. Правда для этого у меня была и ещё одна, нелепая, причина, но о ней я не решаюсь сказать так рано, опасаясь разочаровать вас прежде, чем успею растрогать.
В третий раз я видела вас в разговоре со своим отцом. Мне неизвестно, насколько вы близки в общении с ним, поэтому сообщу вам на всякий случай, что он большой чудак и оригинал, но всё-таки очень достойный мужчина и мама его очень любит, хотя её гордость и чрезмерная красота всё время мешают ей выразить свои чувства.
Я с сожалением видела, что отец гневается на вас, а так как слов его я не слышала, то по наивности и со свойственным детям эгоцентризмом решила, что его гнев на вас связан со мной. Теперь я уже с уверенностью могу сказать (и вовсе не желая вас оскорбить или унизить, а лишь выясняя неудобный для самолюбия факт), что гневался он из-за вашей неопрятности и растрёпанного вида. Отец очень сам человек неупорядоченный и на его «антресолях» всегда бардак, но он не позволяет себе выходить из дома с кривым галстуком или пятном на рубашке. Поэтому, нечаянно столкнувшись с вами и впервые слишком близко наблюдая ваш одинокий характер, он был не столько по-настоящему зол, сколько задеты были его «пунктики». Вы для него стали тем глупым одноклассником, который никак не может понять правил игры в соловьёв-разбойников или того, почему нельзя наступать на трещины в асфальте.
Я прошу вас простить его (и заметьте – вовсе не прошу за него вас простить, но лишь вас прошу простить) за эти грубости, которые он вам, вероятно, сказал. А я, видя вас в растерянности, не знающей ответа перед незнакомым и солидным мужчиной, я вас искренне пожалела и расстроилась за вас. Скажу больше – я впустила в себя несправедливую обиду на свою маму, потому что тогда мне казалось, что отец защищает от вас в первую очередь её; от вас, от вашего присутствия и – теперь это кажется смешным – от вашей конкуренции с ней. Да-да, тогда я полагала, что папа вполне мог быть очарован вами, и сильно. Так сильно, что не находил иного оружия для охраны своей верности кроме гнева.
Конечно я ошибалась, мой отец никогда бы не мог полюбить вас так крепко, как мою мать. И вовсе не потому, что вы недостойны любви, а только лишь потому, что так уж устроено его сердце, так, а не иначе. Но в то, третье моё наблюдение я уже поверила в призрак, рождённый глупым розыгрышем дворовых подружек. Они солгали мне, заявив, что я не настоящая дочь и что вы – моя подлинная мать. Конечно они лишь хотели уколоть и обидеть меня, но я-то не обиделась ни на мгновение. Беда в том, что в тот день их ложь упала в плодородное для неё сердце. Я словно искала в мире подобную ложь, чтобы напитать обманом голод взрослеющего тела и ума. Этот голод никуда не ушёл, но теперь, благодаря вам, я могу говорить и писать о нём.
Итак, вот слова, которые я дважды откладывала: однажды я решила, что вы – моя настоящая мать.
Только не смейтесь, но я тогда ещё выдумала, что вы мать и для моей лучшей подруги, а значит наша дружба укрепится ещё и узами родства. И какой бестолковщиной всё это ни казалось бы сейчас, я рада своему заблуждению, потому что благодаря ему я изучила вас и полюбила, а ещё больше потому, что узнала много неизвестной мне раньше правды.
Теперь позвольте мне рассказать вам, что я выяснила о вас, и прошу не винить меня за возможные неточности, ведь я не столько ошибалась в наблюдениях, сколько слишком далеко заходила в дополняющих наблюдения фантазиях.
Я узнала ваш распорядок дня; я всегда просыпаюсь очень рано и вижу, что и вы не спите. Вы ходите по двору и слушаете птиц и чешете каким-то гребешком свои спутанные волосы. Никого ещё нет во всём городе, кроме ужасно спешащего или наоборот вялого соседа, который работает где-то на заводе сторожем и сменяется засветло. Вялый он в чётные дни, когда возвращается, а спешит в нечётные, когда его смена начинается.