цанов... «Да ни фига не жалко!» - оборвал сам себя Васька. - «Они ж меня ночью, безоружного из лагеря выкинули! Так им и надо!...». Он тихонько вздохнул. «Выкинули... Да ведь они мне жизнь этим спасли! Получил бы через полчаса «гостинец от Барона», вместе с ними... Ну один крысеныш у меня артефакт стырил - остальные-то в чем виноваты? Я с ними два часа назад водку пил, песни пел... Вернусь утром, спросят - где отсиделся, брат? Да прямо у бандюков под боком: сидел, слушал как они вас порешить готовятся, как стреляют по вам...». Нехорошо у Васьки на душе стало, прямо скажем - хреново. По совести - выручать бы надо пацанов - да вот как? С ножом против троих братков, которые как пить дать - с «калашами»? Не, не такой Васька герой, чтоб справиться. Дать кругом по полю, предупредить? Был уже такой вариант - отклонили. Спугнуть их, зарычать в темноте, «упырем»? Да нет, троих вряд ли спугнешь - скорее очередь автоматную получишь, или того лучше - гранату... «Может все-таки с ножом? Против троих. А если хорошенько все продумать? Подбежать: первого, который на ящике сидит спиной ко мне - в горло... Второй отскочит- вправо, надо думать, отскочит,... ага, ногой в живот его пнуть, чтоб в канаву слетел, в «карусель», ну а третьего... А от третьего мне выходит уже - или пуля, или нож в спину... Нет, неладно выходит...» - соображал Васька. «Стоп, мне ж главное - помешать им! Тогда так - отвлекаю их... скажем, фонарик на ту сторону брошу; подбегаю, первого гопника- пинком с ящика сшибаю, и ящик с минами - в «карусель»; сколько он там весит?... А вот дальше что? Дальше меня в три ствола порешат... Зато ребят спасу...». У Васьки навернулись слезы - эх, как не хотелось умирать! Да еще так безвестно - хоть бы записку оставить, что мол, так и так дело было, за вас, ребята, свою голову сложил. А потом подумал, что память человеческая - недолгая, памятник ему не поставят, да и погоревать-то о нем будет некому. И уж чуть было не пополз он, навстречу верной, а может и геройской смерти, как вдруг пришла ему в голову одна идея. В следующие пять минут, он лихорадочно срезал с одежды все металлические пуговицы, застежки и пряжки - даже молнию с ширинки спорол. Добавил к ним разобранный фонарик и часы. Потом тихонько выгреб из кармана все гайки. Теперь нужно было все это во что-то завязать. Мысленно обругав себя «чингачгуком немытым» за отсутствие носового платка, он решил пожертвовать наименее нужной частью одежды - трусами; разрезав их по бокам, вытащил наружу. Аккуратно завязал в них всю эту мелочевку, но не туго. Потом, махнув рукой, просунул под узел и свое единственное оружие - нож. Кратко шепотом помолился - «Ну, с Богом!», и, примерившись, бросил этот узелок в «карусель». Узелок упал вниз и пропал. «Недокинул!»- мысленно застонал Васька. Но тут узелок появился в поле зрения: туго, как бы с поволокой, двигаясь по кругу - «карусель» словно брезговала как следует захватить васькино нижнее белье. «Неужели не осилит поднять?»- испугался он и попятился к другому концу трубы. Но трусы мелькнули в темноте раз, потом другой, потом еще - поднимаясь все выше и выше: «карусель» уже вытащила из узелка нож и он отдельно рассекал край воронки, мелькая в темноте светлой рыбкой. Васька быстро прокрался на другую сторону, и стал подниматься по склону к дороге. В лучшем случае, кого-то из братков зацепит самодельной шрапнелью, в худшем - только испугает и отвлечет. И у него будет несколько секунд, чтоб сбросить ящик с минами в "карусель", и припустить со всех ног бегом по полю, надеясь не получить пулю и не влететь в какую-нибудь аномалию... Он приготовился, весь обратясь в слух. Послышался треск рвущейся ткани, и следом - металлическое постукиванье, свист стал гуще и мощность его стала быстро нарастать. Раздались сдавленные вскрики братков: «Мля, это что еще?... Пацаны, атас!... Ложись!... Не, рвем!...». Потом раздался громовой раскат - аномалия «разрядилась», выстреливая во все стороны своим содержимым. Но Васька не успел даже двинуться наружу - сразу же вслед за этим, склон, самого Ваську и все вокруг сотряс взрыв. Ваську оглушило и отбросило назад, щедро осыпав землей. «Карусель» еще раз «хлопнула» мусором, который успела захватить, но он этого уже не слышал... Через некоторое время Васька очнулся, выполз наверх к дороге: перед мостиком дымилась глубокая воронка, рядом горели кусты и придорожная трава, бандитов не было видно. Шатаясь, и поддерживая рукой спадающие штаны, он поплелся к лагерю. За воротник и в правый ботинок набился мусор, но Васька не останавливался чтобы его вытряхнуть, а прихрамывая, торопился назад по дороге. Вокруг стояла звенящая тишина. Еще издалека увидел, как у внешнего поста забегали сталкеры с оружием, деловито, молча, без единого крика- и вдруг сообразил, что это он ничего не слышит. Замахал рукой и хрипло закричал : «Эй! Не стреляйте! Это я! Не стреляйте!...». В свете прожектора он доковылял до поста, устало сел на мешок с песком, и глядя на давешнего командира сталкеров, невпопад ответил: «Да не слышу я ничего - оглушило... Там три братка из банды... банды Барона... с минометом ... «салют» вам хотели... Я их того... «каруселью»... а мины как рванут!». Потом замолчал и попросил воды - кто-то передал ему свою фляжку - он сделал несколько глотков, а остаток вылил на голову - звон в ушах вроде стал стихать, но начала бить дрожь - то ли от холода, то ли от стресса. Сталкеры снова засуетились - нашли ему стакан с водкой и ремень для штанов, потом похлопали по плечу и показали - «пойдем!». Его, теперь уже с почетом, проводили в бар - он так и вошел туда: хромая, перепачканный, весь нараспашку. Но никто не засмеялся - все глядели на него: кто с удивлением, кто с уважением. Василию пододвинули стул - он сел, и не зная что сказать, начал разуваться, чтобы наконец вытряхнуть землю - но вместо нее, из ботинка на пол выкатился бело-бирюзовый камешек, размером с большую горошину- и тут же засиял ослепительным белым светом. Вася недоуменно поднял «Полярную звезду», потом, внезапно догадавшись, вывернул карман штанов наружу - на его конце бахромой лохматилась небольшая дырочка. И тут грянул такой громовой раскат хохота, что стаканы запрыгали на столах! Смеялись все: и сам Васька, и сталкеры, и даже бармен трясся, молотя ладонью по стойке. А командир, наклонившись к нему, проорал в самое ухо: - Ты его не продавай, сбереги - он тебе удачу приносит!