Через год после начала войны заводские начальники уже не выглядели именинниками. С заказами и прибылями всё было как нельзя лучше, но рули ходили ходунам в руках «капитанов промышленности», того и гляди, управление будет потеряно совсем.
И лишившись уверенности, «капитаны» бросались из крайности в крайность. Сегодня — слащавые речи, завтра — жестокие расправы. Еще весной 1915 года на завод приезжал сам царь. Всё было расписано заранее, как в театре. Но действующие лица подвели. Вместо пышного умилительного представления, которое должно было показать всей России единение самодержца с рабочим людом, получился крупный конфуз.
Рабочие встретили Николая Второго враждебно. Он шел по спешно почищенным к его приезду проходам, сопровождаемый огромной свитой. Черносотенцы и переодетые городовые, наводнившие завод, кричали «ура». А рабочие смотрели на самодержца всея Руси с насмешливым любопытством:
— До чего плюгавый! Швейцар у директорского подъезда и тот солиднее во сто раз…
С галерки механической мастерской кто-то крикнул:
— Долой самодержавие!
На электростанции говорили, что хорошо бы угостить монарха ломиком или лопатой. Один раз ему пробили голову за границей, теперь пускай попробует от своих подданных…
Царя поспешили увезти с завода, скомкав программу «торжества».
Прошел еще год, и власти разом сдали в армию, отправили на фронт две тысячи молодых путиловских рабочих. Уж не надеялись на умилительное «единение» и елейные речи.
Правительство изъяло завод на время войны у его владельцев и передало в руки генералов, но и тем было уже не под силу совладать с растущим недовольством рабочих. Это недовольство, зревшее всюду, будоражило молодежь.
— Руки чешутся, — говорили ребята, — пора переходить от разговоров к делу.
В мастерских создавались новые большевистские группы. Васе надо было всюду побывать, ближе познакомиться с людьми. В кружке башенной мастерской ребята подобрались живые, энергичные. Только зелены были еще совсем. Как-то Вася пришел на их собрание. Это было в начале 1916 года. На темной улице деревни Волынкиной, возле ворот дома, в окне которого чуть светил огонек, стояли двое пареньков.
— Здесь продают пиленые дрова? — произнес Вася условленную фразу.
— А сколько купишь?
— Три сажени и еще половину.
— Здесь, Вася, — сказал уже совсем другим голосом один из пареньков. — Собрались. Тебе будут знаешь как рады!
Он повел Васю в дом. В тесной комнате вокруг стола сидели человек восемь или десять. Лица их были разгорячены, должно быть, ребята о чем-то спорили, но стук в дверь оборвал разговор. Секунду все настороженно вглядывались в вошедших, потом разом бросились к дверям.
— Вот здорово, — радостно заговорил живой и бойкий Ваня Скоринко, — это просто замечательно, что ты к нам пришел, Вася! У нас дело какое есть, если б ты только знал!
Вася широко улыбнулся ребятам, снял кепку и пошел к столу, расстегивая на ходу свое неизменное черное пальтишко на «рыбьем меху». Ребята всегда видели его таким — в синей вельветовой кепке, на которой рубчики совсем вытерлись, в стареньком пальто, — Вася звал его трехсезонным, потому что служило оно ему весной, осенью и зимой. В сильные морозы он только поднимал воротник. Под пальто был серый штопаный свитер. Брюки обтрепаны и ботинки просят каши… По правде говоря, у него больше и не было ничего.
— Так что же у вас за дело? — спросил он, пожимая руки, тянувшиеся со всех сторон. — Рассказывайте, ребятки…
Они переглядывались, ожидая, кто первый начнет.
— Вот, понимаешь, — сказал Ваня Скоринко, — мы тут сидим, спорим о всяких делах, ну о том, что надо делать нам, молодым, в нынешнее время. Всем уже поперек горла встала проклятая война, злоба на царя такая, что просто душит. Ведь правда?
— Правда, конечно. Но какой ты делаешь из этого вывод?
— А вывод такой, что хватит нам ждать.
Действовать хотим!
Скоринко еще раз взглянул на товарищей и выпалил разом:
— Бить городовых надо, — городовых, околоточных, приставов! Это они охраняют царский строй. Перебьем их и до царя доберемся. Свернем ему шею. Тогда всё, наша власть!
Вася посмотрел на Скоринко, на взволнованных ребят и сдержал улыбку. Они всерьез думали, что открыли чудодейственное средство.
— И много вы надеетесь перебить городовых разом? Пять? Десять? А царь будет сидеть и ждать, пока вы возьметесь за остальных? Убьешь ты, Ваня, городового, и тебя за это повесят. Так на так… Но я считаю, очень это было бы со стороны рабочего класса не по-хозяйски — менять такого хорошего, боевого парня на царскую собаку. Нет, ты можешь принести во много раз больше пользы. Конечно, когда будешь не один, когда за тобой пойдут сотни молодых рабочих.