Деньги Эммануила Нобеля
Вася был прав, говоря, что Шевцову придется снять с себя маску, едва ребята начнут выдвигать большие политические вопросы. Обстановка во Всерайонном совете становилась напряженной, представители районов всё более явно поддерживали большевиков, они требовали прямых ответов. Кутаться в плащ таинственной «надпартийности» становилось трудно. Да Шевцову казалось, что это уже и не так необходимо. Времена стали иными. Контрреволюция наступала. Кумир Шевцова Керенский поворачивал к военной диктатуре. Шевцов тоже попробовал наступать.
В середине июля был созван Всерайонный совет. Дрязгов предоставил слово Шевцову.
— Петр Григорьевич зачтет составленный им проект устава, который мы должны принять.
Шевцов встал из-за стола, одернул студенческую тужурку, слишком облегавшую начинавшее полнеть тело. Тужурка была старая, она надевалась только для встреч с заводской молодежью. Шевцов быстро посмотрел в сторону своих противников, — они сидели тесной группой, и группа эта была уже совсем не так мала, как в первое время. Вася Алексеев достал из кармана записную книжку и вертел в пальцах карандаш. Петр Смородин смотрел на докладчика с хмурой насмешливостью — в упор. Задиристый Ваня Канкин тихо говорил что-то, наклонившись к Леопольду Левенсону, и оба искоса поглядывали на Шевцова.
«Сговариваются против меня», — подумал тот, чувствуя нарастающую неуверенность. Он откашлялся, прогоняя неожиданно появившуюся хрипотцу, и начал читать.
И сразу пошел по комнате гул. Дрязгов пытался погасить его председательским колокольчиком, Метелкин несколько раз кричал: «Не мешайте», но гул не прекращался.
Да, в уставе соглашатели выразили свои идеи и намерения куда откровеннее, прямее, чем в манифесте. Тут было и верноподданническое обращение к Временному правительству, и пышные слова о единении славян, и пресловутая «надпартийность».
Организационные положения устава были весьма определенны. Шевцов чувствовал, как редеет число его единомышленников в совете, и заботился о том, чтобы обеспечить свою позицию. Он записал в устав два особых «права»: во-первых, приглашать «необходимых полезных лиц» на заседания Всерайонного совета, во-вторых, исключать из состава членов Всерайонного совета «излишних или вредных лиц». Так можно жить спокойно — позови тех, в чьей поддержке ты уверен, выставь за дверь всех, кто может спорись с тобой, — и любое дело решится, как ты захочешь.
Всерайонный совет должен был стать для Шевцова золотой рыбкой, которая, в отличие от сказочной, беспрекословно выполняла бы любые желания.
Бой начался, как только Шевцов прочел заключительный пункт устава. Первым поднялся Вася Алексеев. Горячий и прямодушный, он с трудом сдерживал возмущение. Надо было разобрать шевцовский устав — пункт за пунктом. И Вася это делал, искусно раскрывая ухищрения составителя:
— Наш Союз должен быть пролетарской интернационалистической организацией, а нам предлагают объединить лишь славянские народы, — говорил он, — нам предлагают с доверием и добрым сердцем относиться к власти, а это буржуазная власть, старающаяся закабалить рабочий класс, не желающая удовлетворить его самые законные требования, ведущая братоубийственную войну. Разве же мы можем согласиться?..
— Весь устав, заслушанный нами, совершенно не пригоден для рабочей молодежи. Он точно списан с устава буржуазного общества «Маяк». А туда рабочим путь заказан, — сказал он в заключение.
— При чем тут «Маяк»?! — крикнул Шевцов. — Зачем вы всё время говорите о «Маяке»? Кого стараетесь напугать?
— При том, что очень у вас похоже. И не пугаем мы никого. Предупреждаем. Вот послушайте, товарищи, другой устав.
Вася достал из кармана листок с проектом, составленным комиссией Петроградского комитета большевиков, и прочитал от начала до конца.
— Такой Союз нам нужен. За такой Союз мы будем всеми силами бороться.
Теперь они основательно подготовились к собранию. Исполкомовцы спешили выступить один за другим. Они заранее подсчитали, на чьи голоса могут рассчитывать. Но большевики атаковали упорно и сильно. И часть тех, кого Шевцов считал своими, не пошла за ним. Делегации трех больших рабочих районов — Петергофско-Нарвского, Александро-Невского и Петроградского — демонстративно встали со своих мест и покинули заседание, протестуя против того, что шевцовский устав выносится на голосование. Некоторые делегаты из других районов ушли вместе с ними. Голосование было сорвано, и когда исполнительная комиссия всё же издала свой устав, написав, что он принят большинством голосов, это, по существу, было уже подлогом.