«Граждане! Все силы на борьбу с контрреволюцией! В этот грозный и ответственный момент с твердой уверенностью в победе революции над кучкой черносотенных авантюристов сохраняйте прежде всего — спокойствие, выдержку и дисциплину…»
— Ну что ж, хорошо. Кажется, можно печатать.
Но когда печатались такие воззвания, было, конечно, трудно работать над журналом.
Корниловцев разгромили. А события продолжали нарастать. Оружие, взятое рабочими, чтобы сражаться против контрреволюционных войск, не вернулось на склады. Рабочие крепко держали его. Они говорили: «Скоро понадобится».
И все понимали недосказанное: «Когда будем брать власть…»
Теперь вечерами отряды Красной гвардии открыто, не таясь, проходили по улицам заставы — с винтовками, с пулеметами. Шли в Екатерингоф, шли к Шереметевской даче, в поля.
Вначале, бывало, кто-нибудь еще вспоминал:
— Правительство все-таки приказывало сдавать оружие, грозилось, что силой отнимать будет.
Вася, если слышал такие замечания, говорил со смехом:
— Приказать-то оно приказало, но взять пусть попробует. Учимся стрелять мы ведь не зря!
Потом о приказе Временного правительства и вспоминать перестали. Забота была о другом — как достать побольше оружия. Отряды Красной гвардии быстро росли на всех заводах. Конечно, первой шла в них молодежь. На «Анчаре», где работал Вася, в Красную гвардию вступили все члены Союза до одного. Парни брали винтовки, девушки — санитарные сумки. Все понимали — борьба предстоит не на шутку.
Время стремительно неслось. Иногда на заводе или на Новосивковской Васю разыскивала сестренка:
— Чего глаз не кажешь? Маманя велела прийти хоть белье сменить.
Вася удивлялся. Верно ведь, он уже больше недели не был дома. Сам не заметил, что так давно.
— Приду, — говорил он. — Как вы там, все здоровы?
— Значит, сегодня тебя ждать?
— Ну, сегодня или завтра. Как сумею… Ох и посплю я дома! За всю неделю отосплюсь.
Но отоспаться всё не удавалось. Когда он наконец забегал домой, мать сразу замечала, до чего он устал.
— Не бережешь ты себя нисколечко. Вон какой стал худой и бледный. У других щеки красные, а у тебя только глаза.
Вася улыбался:
— Ну, у кого теперь красные щеки? Голодно ведь. А глаза…
Глаза у него что-то болели в последнее время — от переутомления, от недосыпания, наверно. Но разве мог он меньше работать, меньше читать? Время для чтения удавалось выкраивать преимущественно ночью. Что тут поделаешь!
Он старался переменить разговор:
— Вы как управляетесь, чем кормите ребят? Хлеба-то совсем мало.
— Трудно, Васенька, ох как трудно. Куры вот немного выручают, еще не перестали нестись. Да ладно, ты о нас не беспокойся. Сам не евши всё время. Вот я тебе яишенку сделаю. Наверно, и забыл, какая она бывает?
Она начинала хлопотать, усаживала сына за стол. Она очень соскучилась по своему любимцу, и ей надо было о многом с ним поговорить.
Как-то утром, в сентябре, прибежал посыльный из райкома:
— Сегодня собрание. В шесть часов. Надо обязательно быть.
В набитом людьми райкомовском зальце Вася увидел не только своих заставских друзей. Тут были Свердлов, Подвойский, Слуцкий и еще другие члены Петроградского комитета. Первое слово дали Якову Михайловичу Свердлову, но он не стал произносить речей. Он прочитал письмо Владимира Ильича Ленина Центральному Комитету, Петроградскому и Московскому комитетам РСДРП. Письмо звучало прямым призывом к вооруженному восстанию: «История не простит нам, если мы не возьмем власти теперь».
Слушали в напряженном молчании. Свердлов читал ясно и громко, звучным голосом, в котором чувствовалось волнение. Вася сдерживал дыхание, боясь пропустить хоть слово. Потом Свердлова просили снова прочитать то или иное место.
— Как написано про Питер и Москву?
— Еще раз насчет мира прочтите!
В письме говорилось: «Взяв власть сразу и в Москве, и в Питере (неважно, кто начнет; может быть, даже Москва может начать), мы победим безусловно и несомненно».
Необходимость восстания была ясна. Как его начать — вот что становилось главным вопросом. Уже ночью, расходясь но домам, продолжали разговор на улице. Иван Голованов горячился:
— Надо обязательно у нас, в Питере, начинать. Что, сил наших не хватит? Вон, Красная гвардия какая! И еще солдаты и матросы.
— Да ты пойми, главное — взять власть. А кто начнет… Мы на восстание идем не для славы, — говорил Вася.
Но и ему, конечно, хотелось, чтобы первое слово принадлежало Питеру, чтобы вот они, питерцы, нарвцы, путиловцы, начинали. И он понимал, как много каждый должен сейчас для этого сделать.