— Ну, кажись, все! — закряхтел, подымаясь, Ефремов. — Милости прошу ко мне, закусить чем бог послал! А насчет Федьки вы, Иван Михайлович, не сумлевайтесь. Счет он лучше меня знает, особливо денежный. И молитвы тоже в памяти содержит, — обратился он к Ионе. — Сами видите, батюшка, ни одной службы не пропускает. Рощу в страхе божием!
— У него с русским языком плохо. Ошибок много делает, — резко сказал Иван Михайлович.
Ефремов похлопал учителя по плечу:
— Э-э, милый! Ему словесность и ни к чему — один он наследник мой! Это вам словесность хлеба кусок зарабатывает...
Вот теперь ребята заметили и солнечных зайчиков, прыгающих по стенам, и веселую синеву неба, льющуюся в окна. Шумной толпой, размахивая сумками, они ринулись на улицу.
— Анчутки, пра слово, анчутки! Чуть с ног не сшибли! — ласково заворчала тетя Поля, которую вместе с ее колокольчиком прижали к стене.
Опередив товарищей, Вася мчался домой. Надо было скорей рассказать деду и матери, что он выдержал экзамен и перешел — шутка сказать! — во второй класс.
Подбегая к дому, он увидел выходящего со двора Тимошкиного отца — дядю Гаврилу.
— Дядя Гаврила, мы с Тимошей во второй класс перешли!
Дядя Гаврила подошел к Васе и погладил его по голове.
— Васятка, беги на берег скорей, там деда Степана ищут... утоп он.
— Он... чего? — Вася уцепился за ремень дяди Гаврилы.
— Утоп, говорю, — тихо и строго повторил тот.
— Неправда-а! — тоненьким «голосом закричал Вася и, спотыкаясь, побежал на берег. — Неправда-а!.. — еще раз крикнул он и задохнулся.
«Врет дядя Гаврила. Дедушка лучше всех плавал! Дедушка, деда...» — шептал Вася, подбегая к шумящей на берегу толпе.
На куче мокрых мешков с пшеницей стоял купец Тихомиров. Красное лицо его кривилось от слез. Он прижимал к груди шапку и рыдающим голосом взывал:
— Православные, не дайте пропасть добру! Не постою за деньгами! Християне, пособите!
— Сам лезь! — угрюмо гудели грузчики.
— Пузо толстое, не утонешь! — визгливо подхватили бабы. — Один уж из-за твоей мошны рыб кормит!
— Где дедушка? — спросил Вася у какого-то мужика. Тот махнул рукой на Волгу. На середине реки медленно кружила лодка. В ней Вася разглядел братьев Мишу и Андрюшу. Они опускали и подымали длинный багор.
— Вон лодка, лодка Степанова вынырнула! — вскрикнул кто-то.
Вася увидел, как к берегу подносило волной перевернутую вверх днищем дедушкину лодку. Мужики сняли шапки, бабы закрестились, словно это была не лодка, а жуткий просмоленный гроб.
— Вася, я тут, — тихо сказал подошедший Тимоша. — Ты, Вась, сядь. Давай рядом сядем, я тебя накрою, а то ты трясешься... — Рука друга крепко обняла Васю и заботливо натянула на него полу своей кацавейки.
Дедова лодка уткнулась носом в песок и замерла.
— Вась, ты поплачь! Ей-богу, полегчает... я уже знаю...
Вася молчал. Он с трудом понимал доносившиеся до него обрывки фраз.
— Течь в ней, а загрузили и не посмотрели.
— Буксир-то, как увидел, что баржа набок заваливается, тросы обрубил и был таков.
— Боялся, как бы его не затянуло.
— Никто не хотел на лодках к ней подойти. Тихомиров златые горы сулил, вот Чапай и польстился!
— Зачем врешь? Ну зачем врешь? Ты слыхал, чего он говорил-то?
— Не-е...
— Он Тихомирову прямо в глаза сказал: «Не твое добро спасать еду, а мужицкий труд!» И поехал. Первый раз пофартило ему, мешков десять сгрузил с баржи в свою лодку. А во второй раз, только подгреб, а баржа ушла на дно и его с собой затянула.
— Ни разочку и не вынырнул. Видно, на самое дно попал...
Тонкий месяц явственно обозначился на вечернем небе, когда нашли деда.
Сняв шапки, люди обступили распростертое на песке могучее тело старого Чапая.
— Богатырь был!
— А смерти-то не все ли равно — богатырь али калечный какой? С ней ведь драться не будешь...
Андрей, стуча зубами, торопливо одевался. Он нырял за дедом.
— А где Катерина? — спросил кто-то.
— В городе. У отца в больнице, — ответил Михаил. И в это время над берегом пронесся отчаянный крик. Вася увидел бегущую мать. Народ расступился, ослабевшие ноги Катерины подкосились, и она, заголосив, рухнула на грудь деда Степана.
— Тятя, тятенька! Свекор-батюшка! На кого ж ты нас покинул, касатик наш? Не слыхивала я от тебя плохого слова, родимый мой! Оставил ты внучаток своих... Пошто, не сказамшись, собрался в дальний путь-дороженьку?..