его в Стране Типочков, но хозяин не растерялся и предложил, в таком случае, вина для поддержания душевной беседы. - Вообще-то у нас алкоголь не приветствуется; типочки, как ты знаешь, не пьют, но Петрович для меня, как чемпиона, сделал исключение. - Петрович и мне сделал предложение поучаствовать в Турнире. - И ты ещё не согласился? Вася, не раздумывай, впечатлений наберёшься на годы вперёд. Внукам о своих приключениях рассказывать будешь. - А что меня там ждёт? - Этого никто не знает. Фантазии Петровича и его друзей нет пределов, поэтому даже я, не пропустивший за пять лет ни одной битвы, как зритель, не могу тебе наверняка ничего сказать. Испытания ждут тебя сложные, но весёлые. - А приз? - До приза ещё биться и биться, но игра стоит того. Приз - эликсир счастья. От этих слов у меня прямо сердце подпрыгнуло. Не может быть! То, что мы с Майком месяцами пытались изобрести, оказывается, уже изобретено. Тут уже мне ничего объяснять не нужно. И, кажется, становилось понятно, почему именно я попал в эту страну. С мотивацией теперь не оставалось никаких вопросов. Вопросы оставались с уверенностью в себе. - Петрович, он хоть и космополит, но в глубине души всегда болеет за своих: русских, украинцев, белорусов и других постсоветских участников. В этом году из таких только ты и Иван Ставрижкин из России. Он, как славянин, надеется, что хотя бы в этом году кто-то из наших наконец-то возьмёт первое место. Но об этом никому; Петрович - сама предвзятость. Неожиданно в разговоре приняла участие и Тамара: - Мы будем болеть за тебя, Вася. Думаю, у тебя есть все шансы на победу. Было приятно, что такая красивая женщина за меня болеет, но я не мог позволить себе их подвезти. - На самом деле во мне ничего особенного нет - я обычный киевский неудачник. Поэтому особых ставок на меня делать не надо. - Не прибедняйся, Вася, - ласково сказала она. - Я и не прибедняюсь. - Если ты не прибедняешься - это ещё хуже, - строго сказал Гоги. - Я, между прочим, до попадания в Тягу работал простым пастухом в горах. Понимаешь, никаких перспектив? Но стоило как-то мне курнуть анаши, как удача мне улыбнулась, и я увидел серо-буро-малиновую дверь. Что же тебе мешает? - То ты, а это я, - не нашёл ничего умнее я. - Так, Вася, пошли на улицу. Звучало угрожающе, но я пошёл. Неподалёку от дома пасся конь. Гоги подозвал его к себе. - Садись, - сказал он мне. Конь присел, и я взобрался к нему на спину. Гоги щёлкнул пальцами, и конь помчался. Я крепко вцепился ему в шею и закрыл от страха глаза - до этого я никогда даже на пони не сидел. Он скакал так быстро, что мне казалось, будто мы летим. Открыв глаза, я понял, что так оно и есть. Страх захлестнул меня и, не в силах сдержать эмоций, я громко и довольно немужественно крикнул. Полегчало. Крикнул ещё раз. Вообще хорошо. На третий раз я крикнул я уже по-ковбойски «ииии-ха». Страх превратился в кайф. Ветер в лицо, пролетающие мимо тучи, облака и птицы. Круто. Накатавшись вдоволь, я опустился на землю. - Пегас, - восторженно сказал я. - Не сравнивай моего коня с этим греческим выскочкой. Его зовут Вах. - Вах, - повторил я, на грузинский манер вздымая вверх указательный палец. - Настоящий конь ни в коем случае не должен быть белым. Он должен быть настолько вороным, что даже вороны в сравнении с ним - бледные поганки. Поэтому девушки, которые ждут принца на белом коне - жестоко заблуждаются, если не в принце, то уж точно в его коне. Конь заржал, словно понимая своего хозяина. - У этого коня уникальная история. Когда я ещё только участвовал в Турнире, угораздило меня влюбиться в Тамару. Тогда я чувствовал себя, как сейчас ты, полным неудачником, а Тамару уже в те годы была горда и неприступна. Тем не менее, я решил бороться за неё. Для этого нужен был поступок. Я решил удивить её и в буквальном смысле слова прилететь к ней на крыльях любви. Для этого я попросил у Петровича коня с крыльями. Коня с крыльями не было, но был отдельно конь и отдельно несколько пар маленьких крылышек. Их и приделали друзья Петровича к подковам Ваха. Так я и подлетел к Тамаре на крыльях любви. Её сердце растаяло. Но история Ваха на этом не закончилась. С него сняли крылья, но он не перестал летать. Возможно, друзья Петровича просто что-то нашаманили и это научно объяснимо, но президент мне сказал вот что: «Тот, кто хоть раз в жизни ощутил полёт, не летать больше не может». И знаешь, Вася, я ему верю. Эта история расставила все точки над и. Сомнений больше быть не могло - я участвую в Турнире. Это я и сообщил Петровичу, как оказалось, умудрившись запрыгнуть в последний вагон - Турнир начинался завтра. В ночь перед матчем всё перемешалось в моей голове: истории про блох и коня, Гоги и Петрович, вчерашний и завтрашний день. Понемногу думая об этом всём, ни до чего конкретного я не додумался. Что ж, завтра всё увидим.