Но следующая волна ускоренного времени, — Василий Савельевич будто даже уловил её гиацинтовый окрас, — сорвала его с места и понесла вперед. В конце броска он остался в пустоте, странной, серебристой, рассеченной сияющими прожилками как мрамор.
Он висел в ней, не чувствуя тела, не слыша своего дыхания, вокруг были только смутные огромные тени незнаемого. Они омывались светоносными потоками, которые рождали новые и новые тени. От этой картины Василий Савельевич чувствовал себя беззащитной рыбкой в аквариуме.
В какой-то момент сфокусировавшееся зрение развеяло тени. У Василия Савельевича снова было тело, он влетел в дренажную трубу и свет сменился тьмой, что показалось весьма уютным. Но ненадолго, впереди забрезжил день — труба заканчивалась.
А когда Василий Савельевич снова вышел на свет, то увидел поваленную колючку и снесенные каким-то паводком столбы. Пожалуйте на волю, в пампасы. Василий Савельевич бежал по мертвому лесу, казавшемуся теперь таким родным и близким, и старался ни о чем не думать. Но потом он понемногу стал выдыхаться, останавливаться для отдыха, а в его голове принялся заседать дискуссионный клуб, который все-таки пришел к мнению, что это просто наркод поработал, пилюля с «Веселым кошмаром». Просто действовал тот необычно долго.
Почти всё, что увиделось сегодня, это — глюки. Наркод тем и славен, что создает виртуальную реальность, которую воспринимаешь некритически, в достоверности которой не сомневаешься. В то же время он, особенно «Ностальжи» и «Веселый кошмар», извлекает из подсознания всё то, что ты туда загнал. Что касается Антона — ну, парень явно рехнулся и дал деру незнамо куда. Что и следовало ожидать от долбанного буддиста-пофигиста. К тому же, он намедни какие-то мухоморы жевал.
Пару раз боди-комп пытался помочь советом и спрашивал, не поиграть ли сейчас в крестики-нолики или морской бой, не спеть ли караоке. Но Василий Савельевич посылал назойливый софт подальше. А к концу дня одинокий странник все-таки ступил на болотистый берег озера Горькое. Из его амуниции мало что сохранилось, только вещмешок с универсальной щеткой и миской, в которую нечего было класть. Электромочалка и то сломалась, отчего теперь только лупила током и бессмысленно скакала по спине. А еще сохранился пакетик наркода. Его Василий Савельевич без особого сожаления бросил в воду. Но потом, без особых колебаний, выловил снова и ограничился тем, что отсыпал в озеро половину ядовито-желтых пилюль.
С трудом двигая уставшие ноги, он собрал немного валежника и развел костер, тот украсился разноцветными огоньками и пустил токсичный дым — техноплесень в своем репертуаре. Странник улегся на бочок, поджарил на костерке одну половинку своего тела, повернулся и припек другую. И по счастью успел отодвинуться, прежде чем отрубился от изнеможения и дымного отравления. Снов не было, ни приятных, как наркодовский трип, ни поганых, как во время отходняка.
Когда он прекратил спать, то почувствовал, что лучше полежать еще немного без какого-либо движения. Ведь достаточно шевельнутся и сразу всё заболит, хором, и руки, и шея, и поясница, и желудок, и его брат — кишечник. Отходняк — дело серьезное, особенного у потертых мужиков…
Василий Савельевич переправился через озеро не на плоту, а на полусгнившей коряге. На большее у него не хватило бы последних сил. Во время «паромной» переправы ноги пассажира оставались в воде. Это было удобно, потому что пассажир по совместительству являлся и двигателем. Можно было грести в самом нужном направлении. С другой стороны, ослабленный организм не справился с переохлаждением и быстро пал в объятия простуды. Так что в Камышинском Василий Савельевич появился с температурой, весь в соплях — нос работал, как неисправный кран.
Дядя Егор встретил старого знакомого еще на тропе, ведущей к поселку, и сразу признал, несмотря на то, что они лет шесть не виделись. Был экс-мичман, как и положено, в тельняшке. Но ехал не на авто, а на телеге с лошадкой, так что доставил на хату с ветерком и уложил поближе к растопленной печке, из-за которой высовывали свои рыжеватые мордочки нелегалы-грызуны.
Печальная весть добила гостя — от «жигулей» лишь ржавый остов на огороде остался. Побегу гостеприимный хозяин никак поспособствовать не мог, зато стал потчевать всякими отварами да наварами, из которых особенно запомнилась спиртовая настойка из экскрементов молодого лося, приготовлению которой Дядю Егора научила одна шаманка еще во время срочной службы на Амуре. Из-за такого лечения-кормления Василий Савельевич вообще света белого не видел. У него всё плыло перед глазами и казалось, что температура тела подскочила минимум до ста градусов. Больной даже почувствовал, что испаряется. Однако моральных мучений никаких: полностью выложился на дистанции, показал себя настоящим спортсменом и джентльменом. К утру температура исчезла, почти совсем: и лишняя, и необходимая. Василий не только охладел, но вдобавок высох; само собой, от соплей и следа не осталось, также как от слюней и других внутренних жидкостей. Даже кожа потемнела и заморщинилась.