— Вась, что это было-то? — беспомощно спросила она для того, чтобы, услышав собственный голос, зацепиться за него, как за конец болтающейся в воздухе веревки, и выкарабкаться в реальность.
Васенька в ответ встрепенулся, и поковылял прочь, сосредоточенно рассматривая что-то под ногами. Но Матвеевне показалось, что под этим простым куриным поведением мелькнуло вполне человеческое смущение. И сразу вдруг сама собой вспомнилась окаменевшая в новогоднюю ночь жаба, в ту самую, между прочим, ночь, когда Вася вылупился из яйца. И странные, твердые корешки, похожие на гнутые гвозди без шляпок, попадавшиеся на огороде в последнее время все чаще и чаще — не корешки это вовсе, а замороженные в камень земляные черви. И недобрый взгляд из щели в заборе, которым Вася провожал забредших к ее окраине односельчан. Окружающий мир второй раз за день задрожал перед глазами, сбрасывая на этот раз со своей надежной спины Анну Матвеевну, как старая лошадь стряхивает со своей шкуры божью коровку.
Женские обмороки припадчивы. Раз посетив, возвращаются снова и снова, быстро перерастая из разряда досадных недоразумений в короткие мгновения блаженства. Упавшая в обморок дама пусть на краткий миг, пусть на час, но все же становится центром всеобщего внимания и трепетной заботы. А все страсти, бушевавшие до того, будь то агрессия, страх или горячая семейная перепалка, мгновенно укрощаются, уступая место новому чувству — чувству неподдельной тревоги и искренней любви. Да и можно разве относиться иначе к нежному существу, способному всего лишь при виде восьминогого насекомого или мышиного хвоста покрыться ангельской бледностью и провалиться в тонкий ров, разделяющий жизнь и смерть? Безусловно, нет. И потому любой, находящийся поблизости и в сознании человек, вне зависимости от возрастной и половой принадлежности, бросается подхватить обмороченную под локоток, поддержать голову, дабы не ушиблась, расстегнуть пуговку на груди — как бы не задохнулась! — и опрыскать водой бескровное лицо. И в этот, увы, короткий миг, ибо обмороки, как и все прекрасное, недолговечны, каждый, оставшийся в памяти, остро чувствует свою вину. И Вася не был исключением. Бог точнее знает, какие процессы произошли в его куриной голове, только с тех пор каменные черви больше не попадались Матвеевне под лопату.
Жизнь потекла обычным чередом: прополки, окучки, поливы и бесконечное истребление колорадских жуков. Немного подумав, Матвеевна положила каменную жабу на свекольную грядку, точно на то место, где она больше полугода назад уселась на яйцо. В память. Жаба смотрелась на огороде так хорошо, что Матвеевна решилась вынести туда же и каменную собаку — а чего добру в подполе пылиться. Первое время немного беспокоилась, не признал бы кто из односельчан в черно-подпалой скульптуре пропавшего месяц назад Шарика или Тузика, но, как оказалось, напрасно. Никто не признал. То ли собака была приблудной, то ли, что более вероятно, никому в голову не пришло сопоставить живое существо с куском пусть и хорошо обработанного, но все же камня. Хотя посмотреть на невидаль и выразить свой восторг переходили все кривинцы: и нижние, и верхние.
— Ну, Матвеевна, какую красоту развела! Прям не огород, а кладбище!
— Окстись! Чего удумали — кладбище, — крестилась суеверная Матвеевна. — Тьфу, господи прости! Для красоты это, понимаете? Для души.
— Так мы и говорим — для души. Для вечного ее успокоения.
Нервы Анны Матвеевны не выдерживали. Она, ловко наклоняясь, выдергивала из земли камни и швыряла за забор, целясь в восхищенные лица ценителей. А однажды за забором появился председатель.
— Добренького утречка, Анна Матвеевна. Бог в помощь.
— Велел бог, кабы ты помог, — удивленно отхамилась Матвеевна. Неужто тоже поглумиться пришел? Да вроде, на него не похоже…
— Я тут прослышал, — сказал председатель, зажав зубами папиросу. — Что ты у нас скульптором стала. Решил заглянуть.
Матвеевна в ответ молча повернулась задом, ухватила за хрусткие листья одуванчик и вонзила под корень тяпку. Председатель чикнул спичкой, затянулся и продолжил.
— Да не смущайся ты. Хорошие скульптуры, красивые. Тематика только какая-то странная. Жабы, собаки… Ты бы хоть к собаке пограничника приставила или, на худой конец, охотника с ружьем.
Матвеевна, упорно не оборачиваясь, продолжала копать, извлекая ломкий, истекающий горьким молоком корень, но уши навострила. К чему, интересно, старый лис клонит? Он ведь такой, слова в простоте не скажет, все с подковырками.
— Вот нам бы такого, с ружьем, перед сельсоветом поставить, — плел свое кружево старый лис. — А то скоро комиссия у нас ожидается. Слыхала, Матвеевна, про комиссию-то? Нет? Ну, ничего, я тебе расскажу, время есть. Так вот. Полгода назад выбрали в стране нового президента, это ты, поди, слышала. И новый президент сказал, что главное на сегодняшний момент — возрождение деревни. Возвращение стране, так сказать, прежнего аграрного величия. И взялся за это дело основательно. Для начала смотр колхозов и фермерских хозяйств объявил. Как в старые времена, короче. Помнишь, Матвеевна, как раньше-то было, а? Как мы плакаты рисовали и булыжники белой краской красили, а? Вот, примерно, так и сейчас, только белыми булыгами уже никого не удивишь. Надо что-то принципиально новое или, на худой конец, оригинальное, понимаешь? Вот, например фигуру колхозника из такого цветного камня предъявить. Ты, кстати, где такой камень берешь? Красивый черт! Колечками… Никогда такого в наших краях не встречал. Выписываешь что ль откуда?