— Не трусь, герой! — успокоил тренер незнакомым голосом. — Маленький маскарад устрою сестре. Она моей рожи пугается, авось, сейчас сговорчивее будет.
— Дядя Саша, я чего-то боюсь…
Потом все было для Родьки как в страшном, неотвязном сне. Стук в дверь. Бряканье открываемой щеколды. Тихий, резкий прием, проделанный сильным мужчиной над обезумевшей моложавой женщиной.
Парень лихорадочно дрожал на крыльце. Озирался по сторонам. Пытался убежать — ноги не повиновались.
Машина была предусмотрительно развернута в сторону, откуда пришла. Родьку поразило хладнокровие дяди Саши, когда он, снова в спортивной шапочке, без усов и очков крутил оплетенную голубым шнуром баранку.
— Вот и все… раскошелилась сестрица — отвалила деньжат. Ишь, крик хотела поднять в сенях. Пришлось стукнуть по сонной артерии. Держи! Тебе на мороженое.
Широкая зеленая бумажка сама залетела пареньку в руку.
«Вот тебе и кара-тэ! — терзался в тяжелых раздумьях Родька, лежа за перегородкой на узкой железной кровати. — Ведь я теперь соучастник грабежа. Влип в историю по дурости и доверчивости».
Ждал каждую минуту — нагрянет милиция. Начнутся расспросы. Тренер припугнул напоследок: «Вякнешь кому про дело — кишки вон. «Пытать будут — молчи».
Нет мамы — все рассказал бы ей, излил душу.
Храпит тетка. Беснуется за окнами ветер. Родя протягивает к столику руку. Берет из стопки учебников верхний. Физика. В ней среди страниц хранится злосчастная пятидесятирублевка. Никогда не было у паренька столько денег. «Эх, дядя Саша, навьючил ты на меня страшную муку. Муторно на душе».
Около месяца не было занятий в спортклубе. Тренер распустил ребят на отдых. А когда в назначенный срок явились на тренировку — того дома с глубоким, сырым подвалом не существовало. Два бульдозера ровняли площадку, перемещая груды битых кирпичей, сломанных рам и кусков бетонного фундамента. В стороне валялась погнутая штанга. Из кучи мусора, словно моля о спасении, торчала изуродованная рука макета: из большой дыры виднелись опилки, и в них купался воробей.
— Разорили наше гнездышко, — вздохнул тренер. — Ничего, новое совьем.
Но свить его не пришлось. На барахолке «застукали» тетку с крадеными вещами. Потянулась ниточка с клубочка. Добрались и до тренера. Ученики-каратисты участвовали в кражах. Сбивали с голов меховые шапки. Опустошали карманы прохожих. В ход пускались приемы, переданные кучерявым учителем. О набеге на «сестреницу» дяди Саши в деле не упоминалось. Но Родька после долгих сомнений и долгой борьбы самого с собой повинился и рассказал все на допросе. Он так и не израсходовал зеленую кредитку. Перекладывал из одного учебника в другой и всегда на пятидесятую страницу. Оставался в избе один, доставал полусотенную. Внимательно рассматривал на свет матовый профиль Ильича. Удивлялся тому искусству, с каким ухитрились люди скрыть в глубине белой полоски портрет вождя. И хотя великий человек смотрел в сторону, не в глаза Родьке Карнаухову, он стыдил, осуждал, клеймил его позором. Мучительно было выдерживать такой всеосуждающий взгляд. Обманутый тренером, парень мог бы найти оправдание, но не искал его. Ни в ремесленном училище, ни на гидроузле он не раскрывал никому печальную тайну. С той поры Карнаухов никогда не рассматривал на свет крупные деньги. Через его руки прошли тысячи — честные, трудовые, добытые потом и мозолями. Дядя Саша показал черную изнанку денег, дружбы и спорта. Позже все — и деньги, и дружба, и спорт — обернулись настоящей, чистой стороной. Родька стал заниматься боксом и тяжелой атлетикой. Накапливал силу в светлых, просторных спортзалах. На беговых дорожках стадионов.
Нерастворимым осадком в душе оставалось давнишнее знакомство с тренером-каратистом. Не покидала мысль, что судьба когда-нибудь сведет их вновь не на узенькой — на широкой дороге жизни, куда Карнаухов вышел благодаря силе воли, житейскому прозрению.
Их пути пересеклись на васюганекой земле.
Не вдруг узнал Родион давнишнего знакомца. Тюрьма проиграла по нему железным смычком печальный мотив. Годы вкривь и вкось исхлестали лицо, шею резко обозначенными морщинами. Потушенный взгляд теперь не примагничивающих глаз делал выражение лица грустным и от всего отрешенным. Он прилетел на вахту из большого города. Родион с комсомольским оперативным отрядом производил досмотр вещей в аэропорту. Некоторые вахтовики пытались провезти спиртное в грелках, хитроумно сшитых поясах и жилетах.
Дядя Саша сразу узнал бывшего ученика. Злобно скривил губы. Во рту теперь сверкнуло не золото — блеснула сталь вставных зубов. Просипел в лицо Родиона: