Вокруг пел и смеялся хмельной, новобрачный май.
Банно-прачечный комбинат поселка Пионерный в сфере обслуживания вахтовых рабочих имеет такое же первостепенное значение, как поселковая пекарня, столовые, общежития. Бесплатная баня для вахтовиков славится отменным паром-жаром. Испытываешь великое блаженство, попав с мороза, почти из Арктики в Африку. Правда, не под палящие лучи солнца — в невидимые клубы обжигающего пара. Если в руках у тебя березовый или пихтовый веник — прощайся с радикулитом и всякими простудами.
Мужичок лет под пятьдесят стоит рядом со мной на полке, постанывая, покряхтывая, нахлестывает бока и спину крупнолистным веником. Над островком жиденьких волос парильщика, словно из примятой пожухлой травы, возвышается камнем-голышом блестящая лысина.
— Говорят, американцы какой-то пояс из шерсти придумали, будто при долгой носке он радикулит из поясницы изгоняет, — делится услышанным сообщением мой голый сосед. — Хоть заокеанцы башковитые люди, я им не верю. Вот он — лучший в мире пояс против радикулита, — парильщик поднял победно веник над головой. — Мою спинушку простреливало во всех направлениях. А я против той канонады выставил вот эту березовую артиллерию. Веники заготавливаю в Петров День. Прекрасные агрегаты получаются: за восемь заходов из строя не выведешь.
— Прошли спинные прострелы?
— Напрочь… так, покалывает чуток… А шерсть, хоть и бизонью, носить бы не стал на пояснице.
И он с повой силой принялся опоясывать себя привезенным из Томска агрегатом.
Замолк пронзительный свист вертолета, принялись истошно кричать кедровки, спеша воспользоваться короткой тишиной. Они хозяйственно расселись на макушках деревьев, долбили крепкими клювами еще неспелые шишки. Устав от утомительной кузнечной работы, оповещали тайгу о своем присутствии.
Бульдозерист Сергей Силантьев бежал в балок, доставал из-под кровати тозовку. Целился в кедровку долго, почти всегда мазал, и повариха Раиса потешалась над парнем:
— Эх ты! Тебе в бульдозер с трех шагов не попасть.
— Молчи, Раюха-краюха! А то задам тебе я сегодня баню!
— Девчонки тебя даже к балку нашему не подпустят.
— В трубу залечу — я такой.
— Твой кулачина в трубу не пролезет, не то что сам.
Силантьев забыл о кедровках. Рая радовалась: заговорила бульдозериста. Зачем убивать кедровок, птицы пользу приносят.
Сергей носил кличку Гулливер. После вахты приходил измазюканный, видя его грязное широкоскулое лицо, совсем почерневшую ложбинку под носом, парни потешались:
— Серега, отгадай: что такое нечистая сила?
— Ее нет. Они только в сказках.
— Как нет?! Нечистая сила — неумытый Силантьев.
— Ну вас к шутам, — отмахивался парень и шел к умывальнику.
Рая, проходя мимо, вскидывала густые ресницы, улыбалась, отчего ямочки на щеках делались еще глубже и округлее. Ей не хотелось уходить от парня. Стояла и крошила сухую былинку. Бульдозерист умылся, направился к балку. Девушка чуть-чуть придержала его за локоть, спросила:
— Ты откуда прилетел на Север?
— Мичуринск слышала? Я там покупаю яблоки по рублю ведро. В Стрежевом залетным ловкачам по десятке за кило помидоров выкладываю. Это разве дело?
— Уезжал бы на родину.
— Зачем?! Нарым мне по душе и по карману… да и причина есть, почему я тут.
— Какая, если не секрет?
Много, Раюха, будешь знать, скоро старухой сделаешься… Ты помнишь свой первый день приезда сюда?
Забыла что-то, — усмехнулась повариха. — Я же здешняя.
— А-а-а… А мне хорошо помнится тот день. Приземлился, пошел в деревянный аэропортик. Какой-то бородач долбанул по плечу.
— Здорово, кирюха! — сказал борода.
— Привет, коль не шутишь
— По портрету вижу: бич… работенку калымную ищешь.
— Ты телепат или придурок? Шустряк какой: по лицам о желании угадываешь.
Слово за слово. Разговорились. Три года отработал я в горячем цехе, сталь варил. Для закалки души и тела прикатил в холодный цех — нарымский край… Что это я разоткровенничался с тобой, Рая?
— Раз начал — рассказывай о своем первом дне. Чем же он был примечателен?
— Он так засел в моей башке, что теперь этот сгусток памяти ни за что не вытравит время… Моего нового знакомого звали Ярославом. О себе он помалкивал, меня пытал. Борода у него была — в беремя не заберешь. Ярослав прятал в нее слова, она от них точно косматилась и разбухала. Что-то долго мне втолковывал, я долго не мог уяснить — что. Думал о том, зачем приехал в Томскую область. От мыслей сделалось на душе жарко. Испугался, что выболтаю бородачу тайну. Зубы крепче сжал, кончик языка прикусил, глаза зажмурил — исчезло бородатое видение. Пошли в зал, заставленный чемоданами, рюкзаками, забитый людьми. На улице пуржило. Так гудело, выло, улюлюкало, точно ведьмы в белом отплясывали дикий танец. Слушал пургу и уносился в мыслях далеко-далеко.