– То Егорий. Воины, стража наша.
– Ага, понятно, – хозяин «отеля» что-то быстро прикинул в уме. – Народу у меня много – все пути летнего ждут, с распутицы позастряли. Инда место найду, вам, гости торговые – в овине. Не побрезгуете?
– В овине так в овине, и хуже иногда приходилось.
– Ну, вот и славненько. Я слугу пошлю – он там печку протопит, тепло будет. А сторожа ваша на ригу пусть идет, там тоже печка. Можно и слугу туда же… ежели стража ваша не против.
– Да не против, – ухмыльнулся Егор. – Пусть с нами ночует, что ж.
– Договорились!
Громко хлопнув в ладоши, хозяин «отеля» подозвал обслуживающий персонал, столь же колоритный, как и он сам: двух парней лет двадцати в посконных рубахах и постолах.
– Митька, Середко, живо гостям еду! Да девкам скажите – пущай дров наколют да воды натаскают в баню. Ну, вот, – Ахмет широко улыбнулся гостям. – К вечеру и банька, а до того, опосля, как пообедаете – отдохнете.
Поели примерно так же, как и у своеземца Голубеева Игната, на этот раз, правда, за все заплатив – Борисовичи расщедрились, так что ж! Те же каши, кисели, из разной рыбы ушица – налимья, стерляжья и совсем дешевая – окуневая. Еще и дичь, и пироги – с кашей, с капустой, с вязигой. Пока ели, пришли в трапезную и другие постояльцы в разноцветных, с крученым узорочьем да пуговицами кафтанах, подпоясанных разноцветными кушаками, при бородах, пусть даже самых куцых.
Во время обеда Егор не притронулся к медовухе, крепче кваса ничего не испил, а затем отправился в город. Так, посмотреть… Интересно все же, не каждый же раз вот так… в пятнадцатом веке!
Уже было, наверное, часа четыре пополудни, или даже пять, когда Вожников, выйдя за ворота корчмы – кстати, почему-то широко раскрытые – зашагал вдоль заборов к видневшейся неподалеку деревянной церкви, на маковке которой золотился крупный, похоже, что тоже деревянный, крест, сильно напоминавший могильный.
За заборами лаяли псы. Повернув за угол, тропинка протиснулась меж высоких глухих оград, юркнула в темный, сильно пахнущий навозом проулок и, наконец, словно ручей в реку, влилась в достаточно широкую – метра два – улицу, практически безлюдную, если не считать пары беспризорников в каких-то лохматых, немыслимого вида полушубках и лаптях.
– Эй, парни! Мне как в центр выйти?
Заслышав Егора, беспризорники сгинули вмиг, как и не было, скорее всего – скрылись в узкой, между глухими бревенчатыми стенами, щели, куда, подумав, решительно направился и Вожников, завидев сверкающий впереди, над избами, крест. Едва протиснувшись, молодой человек оказался на небольшой, довольно-таки людной площади, как раз перед церковью. Овальная в плане, площадь эта тянулась куда-то влево, за церковь и дальше, все к тем же деревянным оградам с массивными даже с виду воротами, за которыми опять же блажили-лаяли псы.
Тьфу! Молодой человек раздраженно сплюнул под ноги – опять эти заборы! Покосившиеся избенки, оборванцы всюду, а вот, нещадно колотя плетками не успевший вовремя убраться с дороги народец, промчались верхом на конях дюжие молодцы в прошитых ватных кафтанах-доспехах – тегиляях. Этакий панцирь с высоким воротником и короткими рукавами. Пожалуй, в холод-то в нем куда удобнее, нежели в кольчуге или, скажем, байдане – той же кольчуге, только из плоских раскованных колец. У каждого молодца на боку болталась сабля или уж, на худой конец, шестопер, а у одного вместо шапки – мисюрка: высокий, с кольчугой-бармицей, шлем.
– А ну, разойдись, тли! Пошевеливайся! Батюшка-боярин едет!
Ну, как же, как же – боярин! Кому же еще-то? Проехал важно на белом коне, в длинном кафтане из синего аксамита с шелковым поясом, на ногах – зеленого сафьяна сапоги, на голове – мохнатая соболья шапка. Красавец, как есть красавец!
Задумавшись, Егор огляделся по сторонам… и едва не получил по лицу плетью.
– Пр-р-рочь с дороги!
Хорошо хоть успел увернуться, все ж бывший боксер, реакция не потеряна. Не, но что такое делается-то?! Вот отморозки! Стянуть с коня, да отоварить – хуком или – как раз удобнее будет – апперкотом, снизу.
– Ты че, утырок, творишь?
Зря кричал Вожников, поздно – всадники уже успели уехать, а народец, в том числе и те, кому только что не по-детски досталось плеткой, как ни в чем не бывало продолжал заниматься своими делами: кто-то что-то покупал, кто-то продавал, рекламируя свой нехитрый товар настолько истошными воплями, что у Егора с непривычки заложило уши.
– А вот – веники, веники, дубовые, березовые, можжевеловые!
– Рыба! Рыбка-белорыбица, с утра словлена – налетай!
– Сби-и-ите-нь, сби-и-итень! Сладок, заборист, горяч!
– Пироги, пироги, только что из печи – прямо в рот мечи! За мортку всего, есть и за полпула!