– Да ты что! – Вожников удивленно хмыкнул. – И кто же?
– В посаде болтают – волшбица. Явилась, мол, с дальних лесов, за сестру свою отомстить, сестра-то – тоже ведьма, ее недавно казнили.
– Так-так-та-ак! – молодой человек, не удержавшись, хлопнул в ладоши. – Вот так новость, а ты говорил – нету. И что волшбица? Схватили?
– Какое схватили – исчезла!
– Исчезла?!
– Никита Кривонос сказал, дескать, волшбица в трубу вылетела – то многие на посаде видали! Воеводе в брюхо ножик воткнула и вылетела – токмо ее и видели.
– Ну, дела-а-а.
Егор опустил голову, чтоб не выдать нечаянно вспыхнувшую радость – к чему? Душа его ликовала – сбежала! Сбежала, значит, Серафима-волшбица. Молодец! Честно говоря, в первое время после своего удачного бегства молодой человек на полном серьезе собирался освободить юную колдунью, ворвавшись в детинец, в воеводские хоромы… а да хоть к самому черту!
Понимал, конечно, что один не управится, и пытался было подбить на то ватагу, но неудачно. И оттого как-то нехорошо было на душе, подловато как-то, словно бросил в беде хорошего друга… подругу… любовницу. Хоть и длилась их связь всего-то одну ночку, а все ж…
Сбежала! Ах! Радостно-то как, радостно.
– Ты чего, Егор, главу-то повесил – воеводу жалко? – пошутил Окунев Линь.
– Нас жалко, – тут же отозвался Вожников. – Теперь пастись надо – волшбицу-то будут искать, все пути перекроют.
– Ну, путей-то и так пока нет, – резонно возразил ватажник. – Перекрывать нечего. Тем более волшбица-то по воздуху улетела. Так говорят, однако. А поди ее, по воздуху, догони.
Откинувшись на брошенный на свежую травку плащ, Чугреев бормотнул что-то о каких-то людишках, да и заснул, захрапел, а следом за ним – и все. Сморило.
Пели-пищали на заборе пичуги, долбил где-то неподалеку дятел, а высоко в небе, выглядывая добычу, хищно парил коршун. Ничего этого не слыхали-не видали ватажники – спали. Даже Федька – позабыв про топившуюся баню. Он-то позабыл, а вот Окунь – нет. Проснулся, потянулся, глянул:
– Эй, Феденька! А баня-то что?
– Баня? Какая баня? Ой!
Антип с Егором пошли в баньку последними, с ними норовил и Федька. Взяли, ладно, но, вымывшись, того выперли – иди мол, с Богом, отроче, разговору серьезных людей не мешай.
– Ну? – едва только за Федькой закрылась дверь, Антип искоса посмотрел на Вожникова. – Чего парня-то выпроводил?
– Я?!
– Сказать что-то важное хочешь?
– Так о волшбице, – отдуваясь, молодой человек опустился на широкую лавку. – Правильно ж сказано – искать ее будут. Тут и мы под горячую воеводскую руку угодить можем запросто. А нам оно надо?
– Не надо, – согласился Чугреев. – Ты только это хотел сказать?
– Не только. Еще предложить кое-что. Тебе – первому, ты ж, я так понимаю, теперь за атамана у нас?
– Верно понимаешь, – важно покивал Антип. – Ну, говори, чего намыслил?
Вожников спрятал улыбку, придав лицу выражение полной, сообразной моменту, серьезности. Ну и что, что в бане? Римские патриции тоже серьезные дела в банях решали.
– Надо нам, Антипе, к какому-нибудь богатому человеку на время прибиться, – решительно промолвил Егор. – От всякой шушеры защищать и тем кормиться.
Выслушав, Чугреев разочарованно зевнул и плеснул на каменку водицы:
– Это, Егорий, и я уже думал. Не выйдет.
– Да почему же?!
– Да потому что никому мы сейчас не нужны, уж до травня-месяца – точно. Дорог-то нет, ни речных, ни прочих – кто куда ездит-то? А нет обозов – не нужны и охранники.
На самом деле ватажник сказал – «сторожники», а уж «охранники» – это Егор для себя перевел, точнее, перевелось в мозгу, словно само собой.
– А товар, что до весны-лета остался, что ж, охранять не надобно? Аль на него охотников нет?
– Э-э, – протянул Антип. – Тот товар, что в амбарах – то в городе, а тут своих сторожей хватает. Князь да воевода на что? С гостей торговых мзду жмут – и за порядком следить обязаны.
– И что, никто еще не пытался?
– И-и-и-и, паря! Но затея твоя интересная.
Атаман надолго задумался, прикидывая что-то, даже зашевелил губами, вроде как разговаривал сам с собой.
– Для начала надо просто взять и попробовать, – глотнув в предбаннике свежего воздуха, обернулся на пороге Егор.
– Дверь закрой – весь жар выпустишь.
– Так мы последние… А под лежачий камень, Антипе, вода не течет, – прикрыв дверь, Вожников взобрался на полок, уселся рядом с задумавшимся атаманом, ухмыльнулся, словно змей-искуситель: – До свободной воды, до путей-дорожек просохших еще месяц почти, а то и больше. А кушать-то каждый день хочется. Да и ватажники – их в деле надо держать, сам знаешь, сабля-то без битвы тупеет, портится.