– Чего так долго-то?
– Так ведь у меня и своих стражей полно. Кого-то выгонять надоть.
Подумав, атаман махнул рукой:
– Добро. Пущай так и будет – через два дня и встретимся. Прощай, Хлопок Дерюжич. Да нас не провожай, не надо… И к боярину не беги.
– Не, не, что вы!
Оставив испуганного работорговца размышлять, ватажники прошли через многолюдный двор и, никем не задержанные, покинули усадьбу. Далеко, правда, не пошли, сразу за воротами встали – поджидать своих, тех, что шуровали сейчас по обширному двору боярина Еремея.
– Край непуганых идиотов! – удивленно промолвил Егор. – Мы – пришли-ушли, парни где-то шарятся – и всем хоть бы что! Я, понимаю, конечно, что на дворе народу много… но ведь чужих-то всегда можно узнать. И никто не остановил, не спросил – к кому, да зачем?
– А зачем? – подняв глаза, Чугреев посмотрел на клонившееся к закату солнце и, по старой своей привычке, сплюнул. – Кого боярину Хватову бояться? С князем дружон, с воеводой – вообще приятели закадычные, об чем все знают. Что не так – со свету сживут!
– Но ведь купец-то…
– А что купец? – Антип презрительно хмыкнул и поежился. – Чтой-то холодать стало.
– Так вечер же, – напомнил Егор и, чуть помолчав, пристал к атаману снова: – И что купец-то?
– Купец – не князь, не боярин, даже не из детей боярских, да и человек не служилый – кому он, окромя себя самого, нужон-то? – скривясь, пояснил Чугреев. – Домишко на зиму снял, плату внес – и пес с ним. А остальное – его самого заботы.
– Поня-атно.
Что ж, определенная логика в словах атамана была. Действительно, в средние века куда важнее была принадлежность к высшим сословиям, нежели деньги. Честь, а не мошна! Хотя и серебришко свою подлую роль играло.
Подняв глаза, молодой человек посмотрел в темно-голубое вечернее небо, тронутое широкими, как у Ван Гога, мазками серовато-палевых перистых облаков, подсвеченных снизу закатным золотисто-оранжевым солнцем. Припозднились нынче, уже до усадьбы Сучка и не дойти, в городе придется заночевать, верней – в посаде.
– К своим не пойдем, – словно подслушав мысли Егора, негромко промолвил Чугреев. – Соседи приметят, слухи пойдут – мол, чужие людишки к энтому-то приходили, ночевали – зачем? Не надобно нам подозрений лишних.
– А куды ж тогда денемся? – поднял глаза Линь.
– На постоялый двор захудалый пойдем, – ответил вместо атамана Сучок. – Хоть бы и в корчму Одноглазого Нила. Веселое место, охх!
– Да, – Антип согласно кивнул, к чему-то напряженно прислушиваясь. – Давненько не веселились. Что там на усадьбе такое? Что за шум?
И в самом деле, со двора боярина Хватова явственно донеслись чьи-то возбужденные голоса, крики и брань, а вот еще и свист, разухабистый, громкий…
– Никитка Кривонос разухарился, – сразу определил молодой Онисим Морда. – Его посвист. Чегой-то у них там деется!
– Да, не сложилось, похоже, – Вожников согласно кивнул и взглянул на старшого. – Придется выручать, а?
– Ага! – Антип кивнул на захлопнувшиеся с грохотом ворота и выругался. – Опоздали!
– Да-а, – протянул Карбасов. – Стены-то высоки, не влезешь.
– Говорили им – по-тихому…
– Что-то придумать надо. Не бросать же в беде.
– Да не бросим.
Левая створка ворот вдруг резко распахнулась, и чье-то выброшенное оттуда тело, описав пологую дугу, упало прямо в грязную лужу.
– Ого! – изумился Егор. – Прямо как «Золотой теленок».
– Какой еще теленок?
– Ну, Паниковского выбросили. Сына лейтенанта Шмидта.
Упавшее в лужу тело вдруг завозилось, заругалось тонким подростковым голосом, встало…
– Федька! – разом ахнули все. – Ты как здесь?
– Да так вот… выкинули.
Грязный, как джип «Кэмел-трофи», отрок, пошатываясь, подошел к своим и пожаловался:
– Сначала в уборную ладили с головой окунуть… Да старшой их сказал, что некогда.
– А наши-то где все?
Подросток поник головой:
– А наших имали.
– Ага, ага, – недоверчиво прищурился атаман. – Всех имали, а тебя, значит – на все четыре стороны.
– Да не на все четыре, – Федька обиженно шмыгнул носом. – К вам.
– К на-ам?
– Сказали – пущай за своих людишек выкуп заплатят, иначе всех воеводе с головой выдадут.
– Выкуп? – ватажники озадаченно переглянулись. – Во, волки-то.
– Сказали, до завтрева подождут, до ночи, а уж поутру – отвезут иматых воеводе.
– Да кто сказал-то?!
– Боярина Еремея Хватова люди. Их там полный двор – все оружные.
– А вы-то… эх, теляти! Ватажники, называется. Как хоть попались?
– Да в клеть дальнюю пошли, глянуть – а там люди, живой товарец, вот и…
– Так! – Чугреев резко оборвал разговор. – О том после расскажешь, сейчас о другом думать надо. Сколь там наших?