Ударили в лицо брызги, тяжелая волна гулко ткнулась в борт, ухнула этакой плюхой, едва не перевернув суденышко.
– Левой – таба-а-ань! – навалясь на рулевое весло всем телом, истошно закричал Кольша. – Та-ба-а-ань!
Ввуххх!!! Снова волна в борт – подхватила, понесла к берегу – прямо на острые черные камни.
– Правой!!! – резко переложив руль, скомандовал кормчий. – Живо, мать вашу так! И-и-и… р-раз! И-и-и… р-раз!
– И-и-и – р-раз! – в голос поддержал Вожников. – Р-раз, р-раз…
Тяжелое весло ухнуло в воду, сперло, перехватило дыхание… Еще гребок… еще… Опять ударила волна, на этот раз – в корму, едва не смыв рулевого. Завыл ветер, слава богу, хоть парус убрали заранее, сложили мачту.
– Раз! Раз! Раз!!! – отплевываясь от воды, продолжал командовать Кольша. – Левый борт… загре-бай! Теперь – табань! Правый!
Ватажники подчинялись парню беспрекословно, знали – все сейчас зависит от умения кормчего… И кормчий не подкачал, вывел, провел ладью меж камнями, увел на чистую воду, в густо-синюю ширь, навстречу выглянувшему из-за облака солнцу.
Лучи светила золотым дождем упали вниз, резко утих ветер. Ушкуй медленно шел вдоль берега, можно сказать, в полной тиши, лишь ласково, словно подлизываясь, плескали в борта волны, не имевшие никакого сравнения с теми, что были до этого.
– Хухх!!! – выдохнув, оглянулся с передней банки Окунев Линь. – А ведь прошли, кажется. Эй, Кольша-а… Эй…
Он внезапно запнулся, а Вожников, привстав, хотел что-то сказать… но тоже не стал: Кольша Дрема, юный ладожский кормчий, привалился к тяжелому рулевому веслу и, не стесняясь, плакал.
Видно, сильно переживал парень!
Жаловался:
– Нынче Господь упас! Я ж здешние мели не ведаю-у-у-у!
Да, вот вам и кормчий… Однако другого-то не было. Этот хотя бы, как управляться с ладьей – знал. Не такое уж и простое дело.
– К берегу, – оставив весло Федьке, Егор перебрался на корму. – Передохнем малость.
– Зачем? – утерев слезы рукавом, неожиданно возразил юноша. – Зачем зря время терять? Река здесь спокойная, течения уже почти что и нет, да и ширь! Загляденье. А ну, парни – ставь мачту, вздымайте парус! Под ветром пойдем – отдохнете.
– Как скажете, господин капитан! – громко расхохотался Вожников, глядя, как ватажники сноровисто ставят мачту.
Вздернулся серый косой парус, затрепетал, поймал ветер. Судно дернулось, пошло, не быстро, но и не так уж и медленно.
– Вот и славно! – Егор достал из кормового ларя объемистую плетеную фляжку, выпил, да, крякнув, передал кормчему.
Назвал уважительно:
– Пей, Николай! Да потом все за твое здоровье выпьют!
Кольша разулыбался, весь такой довольный, сияющий… даже чуток заскромничал:
– Ничо! У нас на Ладоге такие волнищи бывают, куда там этим.
– Слава кормчему! – сделав еще один глоток, Егор перебросил баклагу Федьке.
Отрок и все остальные ватажники поддержали нестройным хором:
– Слава!
Все ж видно было – большинство ватажников (тот же Федька) отходили от пережитого медленно, на лицах некоторых так и застыл ужас… Кто-то даже крестился:
– Ох, сгинули бы! Упасла Богородица, свят, свят, свят!
Вожников, как старшой, тут же принял все меры к повышению настроения ватаги, принялся громко рассказывать анекдоты, шутить, даже предложил дать название «нашему грозному крейсеру».
– Предлагаю на выбор: «Титаник», «Беда», «Черная каракатица»! Нет, первые два все же не стоит. О! Вот хорошее имя – «Антилопа-Гну». Кто за антилопу, прошу поднять руки. Кто воздержался? Кто против… советской власти? Принято единогласно, так и постановили – нынче кораблику именоваться «Антилопой».
– Что там у нас впереди? – Егор поднялся на ноги, щурясь от бьющего в глаза солнца. – Плес! Чебоксары, как сказал Киса Воробьянинов, когда мимо их с Остапом челна проплывал уж не помню какой по счету стул. Не Чебоксары, нет? Наверное, еще и нету такого города, а, что скажешь, Линь? Какие тут поблизости города, кроме Жукотина?
– По левую руку, за утесами – Керменчук. Рынок там работорговый, да и так ране был великий город, пока Хромой Тимур не пожег. Он и Булгар спалил, и – во-он там, по правую руку, Биляр, и многие города ордынские, – ватажник зло сплюнул. – Туда и дорога, стервятникам, кровью русской живущим! А вот и пятнадцати лет не прошло, а уж отстроились все пуще прежнего. А что ж им не отстроиться-то – рабов-полоняников много! Да и пути торговые – на север, в Хлынов – в Полночные земли до самого моря студеного, вверх по Итилю – на Русь, вниз – к Сараю, да чрез море Хвалынское – в Персию. Персы рабов скупают охотно, хорошую цену дают.
– Дядько Линь, а Жукотин Хромец тоже палил? – живо поинтересовался Федька.