— Да, хорошо у вас язык подвешен, — сказал архиепископ скорее с досадой, чем с восхищением.
— Нам нечего бояться, — добавил несокрушимый доминиканец, — так как Господь дал нам силу Своего имени, могущество молитвы, заступничество Церкви и способность изгонять демонов. Не думайте поэтому, что доклад, который вы мне передали, несмотря на весь свой огромный интерес и глубокую обоснованность, может считаться окончательным и безапелляционным приговором. Иначе говоря, я должен увидеть Папу, прежде чем сказать что-либо наверняка. Возможно, что Святой Отец в новом тысячелетии, начавшемся с таким блеском, решил усвоить особый стиль поведения.
— Вы нас не понимаете, — пожаловался Кьярамонти, сплетая пальцы, — вы так и не понимаете нас. Под каким предлогом, — спросил его высокопреосвященство, — вам на сей раз отложили аудиенцию с Верховным Пастырем?
— Простуда, так мне, по крайней мере, сказали.
— С кем вы разговаривали?
— С личным помощником Папы, монсиньором Лучано Ванини.
Стоило произнести это имя, как все присутствующие переглянулись со смесью досады и обеспокоенности.
— Какие отношения сложились у вас с монсиньором Ванини? — спросил архиепископ с гримасой, ясно указывавшей на то, что даже произносить это имя было ему неприятно.
— С моей точки зрения, — ответил брат Гаспар, очень довольный тем, что присутствующие разделяют его неприязнь к монсиньору, — он доводит свои знаки внимания ко мне до крайности. Говорит, что живет ради служения мне, но чаще мешает мне, чем помогает.
— Когда вы виделись с ним в последний раз? — спросил теперь уже кардинал.
— Вчера вечером.
— Вчера вечером? После того как ушли от нас?
— Не успел я вернуться в гостиницу, как он позвонил мне и, к моему несчастью, не замедлил явиться собственной персоной.
— Что ему было нужно?
— В том-то вся и беда, ваше высокопреосвященство.
— Как прикажете вас понимать?
— Именно это я имел в виду, когда упомянул, что этот субъект довел до крайности свои знаки внимания ко мне: и на этот раз монсиньор Лучано Ванини не хотел абсолютно ничего, кроме того, чтобы, возможно, лишить меня нескольких часов сна и медитации. Я как раз думал просить Папу избавить меня от бремени, каковым почти каждый день является для меня его присутствие, но теперь мне пришло в голову, что, вероятно, ваше высокопреосвященство могли бы сделать что-нибудь в этом отношении, чтобы упростить необходимые формальности.
— Нет, — последовал краткий ответ.
— Иными словами, — с явным удовлетворением произнес архиепископ Ламбертини, — он вам не симпатичен.
— Повторяю — крайне не симпатичен, и в том-то вся и беда: похоже, он проникся ко мне нежными чувствами, которые я считаю неумеренными. Вы понимаете, на что я?..
— А сегодня? — пожелал узнать кардинал, не проявляя, впрочем, признаков того, что уловил обвинение, скрытое в последних словах брата Гаспара. — Сегодня вы с ним виделись?
Брат Гаспар энергично покачал головой.
— Полагаю, — сказал архиепископ Ламбертини, — что вы храните в надежном месте документы, которые мы вчера вам передали?
Брат Гаспар ответил чуть заметным утвердительным кивком, чтобы по нему нельзя было сказать, что он вновь нарушил восьмую заповедь.
— Мы вынуждены просить вас, — сказал монсиньор, — чтобы вы, если вы уже закончили ознакомление с досье, завтра же обязательно вернули его нам.
— Так я и сделаю, — ответил брат Гаспар с подчеркнутой твердостью.
Было очевидно, как ложь, произнесенная каждым, влечет за собой другую, та — третью, и таким образом душа безвозвратно гибнет, задыхаясь в клоаке обмана.
— Так знайте, — сказал кардинал Кьярамонти, слегка наклоняясь к монаху, — что поведение Папы вызывает целую волну ложных слухов, поскольку он постоянно и упрямо стремится отмежеваться от принятых правил. Естественно, поначалу мы все не могли не восторгаться и не рукоплескать простоте нашего Папы, его светскости и неожиданным выходкам, однако его непосредственность зашла слишком далеко. Непосредственностъ, брат Гаспар, это сокровище, которым не следует разбрасываться. Возможно, вы с вашим дружелюбным и опростившимся нравом и не стали бы чересчур упрекать Папу за подобные нарушения этикета, но поймите, что речь идет не о пустяках: все формальные моменты были разработаны крайне подробно и весьма основательно и являются существенно важными для правильного функционирования государственного аппарата. Во время встреч с главами других государств Папа произвел на них откровенно дурное впечатление. Обычно он проявляет нетерпение, самодовольно поглядывает на часы, спрашивает собеседника, долго ли тот собирается распространяться, и в припадках раздражения говорит всякую несуразицу. Иногда доходило до того, что он заставлял отправить какому-нибудь высокопоставленному лицу телеграмму неподобающего содержания, с упреками и обвинениями вторгаясь в его личную жизнь, что влекло за собой резкие дипломатические протесты. Не стану от вас скрывать, что в последнее время отношения Ватикана с большинством стран оставляют желать лучшего. Нашу внешнюю политику на данный момент постоянно лихорадит, и дипломатическая служба тоже чуть ли не каждый день попадает в неловкое положение. Как они могут нормально работать при сложившихся обстоятельствах? Они жалуются, что все предпринимаемые ими начинания пропадают втуне из-за капризов свыше.