Уже и взгляд не сонный, глянул на Дмитрия – как заточкой ткнул. В печень.
– Я не убийца, пацаны. Вы ж знаете.
– Да и мы тоже, да, Генка? – Быча от хохота едва не сполз со стула. – Честные предприниматели, опора молодой песмарийской экономики и двигатель реформ.
От этого пассажа даже хмурый Завойский на мгновение растянул узкие губы в подобии улыбки. С таким двигателем никаких колёс не надо. Самобеглая коляска на долларовой тяге.
– А если серьёзно, Мить, отыщем мы этих скотов. Есть связи. Пригласим пообщаться, когда отловим. Деньги деньгами, а учителя до смерти за георгиевскую ленточку у нас в Кавино никто безнаказанно не убьёт. У меня дед до Берлина дошёл, царствие ему небесное.
Быча совершенно по-обезьяньи почесался, дотянувшись до щиколотки, но почти не сгибаясь. Вот как в одном человеке и звериное, и божественное уживается? Загадка.
– Замётано, – сказал Дмитрий. От пива ребра немного отпустило, но четвёртая кружка будет лишней – и напьётся заметно, только Марину огорчать, да и в туалет не набегаешься. Опять же вечерняя сказка для Светочки, это святое. Не перегаром же дышать. – Отловите – зовите. Пойду я, пора.
– Один вопрос, Мить, – Завойский опять глянул остро. Если бы не на глазах у Разина высадил больше пол-литра, тот бы поклялся, что Генрих вообще не пил. Трезвый взгляд. Умный. И опасный, не отнять. – Нам тут предложение поступило от разных людей, хочу тебя спросить.
– Валяй. – Дмитрий разглядывал пару девчонок через столик. Хороши, чертовки, может, пацаны и правы… Но нет, нет. Домой, к Маринке, а то мысли уже не совсем трезвые.
– Чисто гипотетически, не прими за прямой вопрос… – после школы Завойский нигде не учился, но говорил, в отличие от Бычи с его матерком и бугагашками, на удивление гладко. – Так вот, чисто гипотетически: если придётся самим здесь жизнь решать, без Хорива и прочей загогулинной державы, нахлобученицу им в дупло, ты как, поучаствовал бы?
– В роли кого, директора центробанка? – засмеялся Разин. – Шутишь всё.
– Да нет, людей больше твой армейский опыт интересует.
– Генрих, в Кавино и области бывших парашютистов… ладно, по-старому скажу, десантуры – тысячи. А интересую я?
– Тысячи-то они тысячи, – покрутил в совершенно не дрожащих от принятого на грудь пальцах рюмку Завойский. – Только смотри: одни старые, другие запустили себя совсем, толку от их подготовки, всё в жир ушло и в дряблую печень. Третьи горой за Песмарицу – кто из-за национальности, кто как. И потом, тебя знаем мы, а нас знают… люди. Ты подумай, всё же на уровне разговора пока, клятвы кровью не требуются.
– Вы чего, восстание решили поднять? Оборжёшься. Войсковая часть под боком, два десятка танков, полторы тысячи служивых. Вас сотрут, не заметив. И оружие опять же… Чем воевать, Виталькиной «береттой»?
Быча пьяно улыбался, слушал, но не вмешивался ни единым словом. Видимо, просившие люди и для него были важны.
– Это не твоя забота. Да и не моя, насколько мне известно. Понадобится – всё будет, и посерьёзнее Бычиной пукалки.
– Чего это – пукалка? – возмутился тот. – Да я из неё знаешь сколько…
– Ай, помолчи! – отмахнулся Завойский. – А то услышит кто, креститься начнёт и бесов гонять. От неупокоенных душ. Не о твоём пистолете речь.
– Я подумаю, – обтекаемо ответил Дмитрий. Вопрос был понятен, но попахивал провокацией, как бы там бандиты своим важным людям ни доверяли. Лет восемь на расчистке песмарийской части Чернобыльской зоны заражения, вот чем он попахивал. А от нынешней власти амнистии не дождёшься, наоборот, накинуть могут.
Завойский кивнул и молча пожал руку. Быча уже тащил за столик ту саму пару девчонок, на которую любовался Разин, поэтому прощание вышло скомканным.
На улице Дмитрий с удовольствием вдохнул тёплый воздух, напоенный десятками весенних кавинских ароматов, сплетавшихся в симфонию. В запах родного города. Здесь он родился, здесь и жить, как же иначе. Домой из «Загогулины» решил идти через городской парк, о чём и пожалел, и нет.
Пожалел из-за людей: полиции что на улицах, что здесь, на широких аллеях, усыпанных гравием, над которыми уже зажглись первые фонари, почти не было. Зато постоянно попадались группки «волчьих голов» – по два-три человека, настороженных, злых на всех. Даже на самих себя. Оружия – что огнестрельного, что холодного, у них не было, но короткие полицейские дубинки у каждого второго. Однако к обычным пешеходам, даже слегка пьяным и со следами пребывания в участке, как Дмитрий, не приставали. То ли за порядком следили, то ли искали кого-то, всматриваясь в лица – не разобрать.