Учитель долго говорил, горячо, торопливо, и старик в невольной гордостью слушал его, поглаживая бороду темными морщинистыми пальцами, В конце концов он сдался.
— Да не враг же я ему, — сказал он о внуке. — Коли уж такой головастый, пусть обучается. Хоть один ватутинский в ученые выйдет! — Раскрыв дверь в сени, старик громко крикнул: — Колюнька, вылазь! По-твоему решаем.
Осенью Николай уехал в Валуйки.
Нелегко досталась мальчику возможность учиться дальше. Зато когда через год он вернулся домой и показал своему прежнему учителю список прочитанных за это время книг, тетради по математике, записки по истории, тот уже не пошел убеждать старика Ватутина, а поехал в городок Уразово и добился от земства для своего ученика небольшой стипендии и места в интернате коммерческого училища.
Здесь, в Уразове, и застала Николая Ватутина Великая Октябрьская социалистическая революция.
Наступило трудное, грозное время. Нужно было защищать добытую свободу от многочисленных врагов, которые хотели задушить революцию, и едва Ватутину минуло девятнадцать лет, как он ушел добровольцем в Красную Армию. Давно все это было, а в памяти все еще живут многие эпизоды, многие встречи…
— Ну, рассказывай, мама, как живешь? — спросил Ватутин.
Мать хотела ответить, но ничего не сказала, только всхлипнула и снова припала к сыну.
— Что же ты опять? Ведь я с тобой. Видишь, жив, здоров. А ты все плачешь!
— Натерпелись мы много, Николай, — заметила Лена. — Думали, никогда уж нам тебя не увидеть.
— Устал ты, наверно, Коленька. Садись покушай с дороги, — утирая глаза, сказала Вера Ефимовна и стала собирать на стол. — Только прости, угощу чем бог послал.
— Нет уж, мама! — остановил ее Ватутин. — Меня ты угостишь после войны — таких пирогов напечешь! А нынче я у тебя нежданный гость. Как говорится — нечаянный, негаданный. Так уж позволь мне угощать. Ладно?
Семенчук тут же вышел к машине и вернулся со свертком дорожной снеди.
Ватутин скинул с себя китель, вышел в сени умыться.
А по деревне уже прошел слух о его приезде. Со всех сторон к дому Ватутиных шли люди, чтобы взглянуть на земляка, поздороваться с ним, побеседовать.
Но прошло и десяти минут, как дом стал наполняться гостями.
Ватутин едва успевал пожимать руки, здороваться, отвечать на слова привета.
Пришел, протиснулся сквозь толпу и встреченный на дороге дед Тимофеи. Старик так торопился сюда, что совсем запыхался. Услыхав, что в деревне Ватутин, генерал, он сразу же сообразил, кто окликал его из машины.
— Данте же, соседи, и мне на него посмотреть, — говорил теперь он. — А я-то думаю, что за генерал катит!
— Здорово, Тимофей Ананьевич! — запросто сказал Ватутин.
— А что ж, здорово! — ответил старик, подходя к Ватутину. — Вот теперь я вижу: значит, это генерал от инфантерии.
Ватутин обнял Тимофея и поцеловал.
— Садись за стол, Тимофей Ананьевич. Выпей чарочку!
— Это мы можем… Вполне… С возвращеньицем… А ордена где? — спросил старик, придирчиво осматривая генеральский китель, на котором не было орденов.
Ватутин улыбнулся, а Вера Ефимовна, обиженная за сына, обрушилась на Тимофея:
— Что ж ты думаешь, у него орденов нет? Да у него, может, одних медалей три ряда!..
— Полно, мама… — продолжая улыбаться, успокаивал ее Ватутин. — Я, Тимофей Ананьевич, только на парадном мундире ордена ношу. А сейчас война… Вот победим, тогда на праздник к вам и приеду со всеми орденами… Пей, Ананьевич, да закусывай. Я тебе еще налью.
Вокруг засмеялись:
— Тимофей на слово не верит… На зубок хочет ордена попробовать!
— Угощайтесь, угощайтесь! — звал к столу гостей Ватутин. — Кто там у дверей, подходите ближе, садитесь!..
— А ты со мной выпьешь, Николай Федорович? — спросил Тимофей Ананьевич.
Соседи, поначалу немного смущенные — хоть и свой человек, из одной деревни, да как-никак, а генерал, надо соблюдать уважение — постепенно освоились, стали веселей и проще.
Заговорили о колхозных делах. И Ватутин подробно стал расспрашивать, сколько лошадей и коров осталось, много ли домов разрушено, кто ранен, кто убит, что пишут земляки с фронта, что думают теперь колхозники делать, как будут восстанавливать хозяйство, чем засеют поля, хватит ли до нового урожая картошки.
Беседа затянулась. Вера Ефимовна ревниво поглядывала на соседей, окруживших сына, и шептала Лене:
— Что за народ такой! С сыном не дадут поговорить! Так бы сейчас всех по домам и разогнала.