Двадцать первая атака!.. Дивизия обескровлена, по врагу стреляли только отдельные орудия да пулеметы — от края оврага и от центра его, из-за густых кустов.
Вражеская пехота устремилась к новому рубежу. Он свободен, надо спешить!
«Тигры» тяжело переползали через окопы, в которых все было как будто мертво. Цепь эсэсовцев уже совсем близка. Видны их злобные лица, их глаза, руки, сжимающие автоматы…
И вдруг надвигавшиеся на высоту танки остановились, пехота противника залегла, неожиданно оборвав свой бег, а вражеские минометы, спрятанные в посевах, перенесли свой огонь куда-то дальше, вглубь…
Курбатов не столько понял, сколько почувствовал: за его спиной есть что-то такое, что устрашило врага. Еще не видя, откуда идет помощь, он уже ясно ощущал ее и, почти задыхаясь от горячего чувства, в котором были и радость, и облегчение, и злость, крикнул Кутенкову хрипло, прерывисто:
— Живем, Кутенков! Врешь! Наша возьмет!..
Командир орудия сержант Курбатов и не догадывался, что в это время в дело вступил корпус Кравченко.
Молчавшие в глубине обороны батареи внезапно ожили. Рев орудий слился в сплошной гул. Забили станковые пулеметы, отсекая вражескую пехоту от танков, заухали минометы, застучали противотанковые пушки. И навстречу вражеским машинам из-за рощи стремительным потоком выползли тридцатьчетверки, в небе появились десятки «лагов» и «илов». Снизившись до бреющего полета, «лаги» расстреливали фашистов, оказавшихся под перекрестным огнем. Теперь уже врагам было не до атаки укреплений. Основная их масса, отстреливаясь, начала в беспорядке отходить.
Когда атаку отбили, Курбатов присел, вытащил из горлышка фляги черную резиновую пробку и долго, тянул теплую воду — все не мог напиться. Потом он вытер рукавом с лица пот и осмотрелся. Невдалеке, на снарядном ящике, сидел Кутенков и, кряхтя, перевязывал раненую ногу. Труп Мороза по грудь засыпало землей. Каска сдвинулась с лица убитого, и теперь он, казалось, глядел полузакрытым глазом, словно щурился от яркого солнца. В пятидесяти шагах от Мороза, на скате холма, стоял развороченный, с вздыбленной пушкой, еще дымящийся фашистский танк. Это был шестой или даже седьмой танк, подбитый Курбатовым в бою.
6 июля войска Центрального фронта нанесли контрудар по северной вражеской группировке. Но с юга немцы продолжали рваться по шоссе к Обояни и Курску.
В нескольких местах гитлеровцы продвинулись на семь-восемь километров. И хотя было заметно: возможности их уже истощены, они атакуют осторожнее и значительно меньшими силами, бросая в бой теперь лишь до двадцать — двадцать пять танков, тем не менее враг стремился развить успех, и сражение не затихало ни днем, ни ночью.
Генерал Ястребов и замполит полковник Карасев сидели в землянке. Голова у Карасева была забинтована. Пятна крови проступали сквозь марлю, и он держал голову неестественно прямо, точно боялся пошевелить ею.
— Петр Петрович! — возбужденно говорил ему Ястребов. — Ведь выстояли, а? А ведь выстояли же, а? Ты смотри: от Ватутина благодарность всей дивизии! — И он протягивал Карасеву телеграмму, которую замполит уже знал наизусть.
— Размножим и пошлем по всем частям, — сказал, морщась от боли, Карасев. — Пусть люди узнают…
— Вот бы Потапов обрадовался!
— Да, жаль старика. Можно сказать, за пять минут до конца боя царапнуло…
Теперь дивизия Ястребова могла передохнуть. Поело многодневных боев гитлеровцы поняли, что на этом направлении им не пройти, и перенесли удар на левый фланг армии Чистякова.
Ястребов приказал выставить боевое охранение, а солдатам разрешил спать. И солдаты спали, лежа на траве, спали так крепко, что их не мог разбудить танковый бой, развернувшийся всего в двух километрах.
И вот в эти часы такого желанного и давно заслуженного и необходимого отдыха в землянку к Ястребову спустился офицер связи армии.
— Товарищ генерал, — обратился он к командиру дивизии, — вам боевой приказ. — И передал синий конверт с красными сургучными печатями.
Сломав печати, Ястребов вынул из конверта приказ, прочитал и отдал Карасеву.
Они ни слова не сказали друг другу.
«Что ж, приказ есть приказ, — подумал каждый из них. — Надо выполнять».
Офицер связи, выпив из кружки воды, которую принес ординарец, продолжал стоять, видимо чего-то выжидая.
— Что еще? — спросил его Ястребов.
— Начальник политотдела армии приказал передать, чтобы троих солдат — Курбатова, Никанорова и Кутенкова — немедленно направили в штаб фронта. Командующий фронтом лично вручит ордена Ленина.