Марьям бежит вперед. Она знает, ей много раз объясняли, что нужно бежать за танками. Через минуту она догоняет цепь. Где ее взвод, она не видит, но вокруг знакомые лица. А вот и командир роты Викторов.
— За танками! За танками! — кричит он и первым бросается через поваленные гусеницами проволочные заграждения; колючки вырывают у него полу шинели, но он и не замечает этого в горячке боя.
Вот из-под гусениц переднего танка метнулось пламя, полетела земля, взвихрилось облако белого дыма. Марьям показалось, что танк взорвался, но он только покачнулся и опять пошел дальше.
Стрельба усиливается. Впереди оживают как будто уже мертвые дзоты противника. Бьют пулеметы, и Марьям явственно слышит посвист пуль.
И вдруг, словно ударившись о невидимую стену, люди останавливаются. На землю упал один, другой, третий… Залегли. Марьям оказалась рядом с Викторовым. Его бьет озноб злости. Она видит его искаженное лицо и слышит, как он твердит самому себе: «Нельзя лежать! Нельзя лежать!» — Но земля его словно держит.
Внезапно Викторов вскакивает во весь рост.
— За мной! — кричит он, бросаясь вперед.
Марьям с трудом отрывается от земли и послушно следует за ним, оглядывается и видит: бегут пять-шесть человек. В быстроте бега она не может разглядеть их лица. Но остальные лежат.
Викторов тоже оглядывается и вдруг голосом, который перекрывает шум боя, кричит зычно и властно:
— Коммунисты, вперед!..
В это мгновение Марьям вспоминает о Федоре. Где он? И сразу же видит его в двух шагах от себя. Крепко сжимая автомат, он промчался мимо и все-таки успел на бегу взглянуть на нее.
Возглас командира подымает роту. Она преодолевает последние сто метров и врывается в окопы противника. Яковенко прыгает прямо на пулеметчика в серо-зеленой шинели, который, откинувшись к стене окопа, пробует слабо защищаться. Рядом Зайцев стреляет вслед убегающим солдатам, которые, отстреливаясь, спускаются вниз по бугру. Над окопами стелется дым…
Глава шестнадцатая
Куда направить следующий удар? Стрелы, стрелы… Красные, синие… Они то круто изгибаются, то, похожие на хищные клювы, стремятся вонзиться одна в другую.
И все в таком дьявольски сложном переплетении, что непосвященный взгляд сразу бы и не понял, добились ли войска успеха или понесли поражение.
— Товарищ командующий! Гапоненко просит помощь танками! У него наметился прорыв… — Иванцов нависает над столом, держа в левой руке только что полученную шифровку, а правой сжимает остро отточенный карандаш, которым уточняет на карте изменения в обстановке.
Ватутин следит за острием карандаша и по торопливой тщательности, с которой Иванцов прорисовывает совсем незначительное продвижение армии, угадывает, что тот на стороне Гапоненко.
— Нет, Иванцов, пока танков ему не дам… Пусть не просит.
Карандаш дрогнул. Шея Иванцова налилась краской.
— Но, товарищ командующий, если он прорвется, то поможет Коробову!
— А зачем Коробову его помощь? У него достаточно своих резервов.
Иванцов молчит: он не согласен. Молчит и Ватутин.
Он знает, что если станет подчиняться обстоятельствам, которые кажутся то благоприятными, то могут при вести в полное уныние, то превратится во флюгер, непрерывно вращающийся под ударами жестокого ветра войны, и тогда наверняка проиграет сражение.
Вот Рыкачев спорил, доказывал, раздражал, а сейчас вырвался вперед и добился большего успеха, чем соседние армии Коробова и Гапоненко. И только вот четырнадцатая дивизия почему-то долго топчется на месте, никак не может продвинуться даже на километр.
— Семен Павлович! — Ватутин придвинулся к Иванцову и, чтобы снять напряжение, дружески дотронулся до его плеча, — взгляни-ка лучше сюда. — Он провел тыльной частью карандаша по широкой у основания красной стреле, выдвинувшейся далеко вперед; сжатая с двух сторон синими стрелами, она казалась языком пламени.
— Заметьте, что Вейхс в этом районе ослабил сопротивление!
— Но ведь Рыкачев действует на узком участке, у него и силы значительнее.
— Нет, Вейхс что-то задумал. Соедините-ка меня с Рыкачевым.
Кто-то сказал, что телефон — враг истории. В былые времена, когда не было телефонов, полководцы общались с командирами при помощи письменных приказов. Эти документы, сохранившиеся в архивах, подчас несколько фраз или слов, объясняли потомкам причины и следствия того или иного решения. А сказанное по телефону навсегда умирает. И попробуй через много лет разобраться, чья воля и какие обстоятельства изменили план сражения.