Медников на цыпочках подошел к лавке и наклонился над раненым лейтенантом.
Тот, очевидно, услышал его шаги или, может быть, почувствовал теплоту дыхания. Веки у него дрогнули, и бескровные губы жалобно, по-детски, скривились.
Медников даже зажмурился от жалости.
— Ну, ничего, ничего, голубчик! — сказал он, череп силу глотая какой-то жесткий комок, застрявший в горле. — Ты только потерпи, а уж мы все устроим…
Но как и что тут можно было устроить, он решительно не знал.
В это время дверь хаты скрипнула и легонько приоткрылась. Порог переступила немолодая женщина в старом ватнике и большом рваном платке. Она вошла робко и, стоя у притолоки, оглядела хату, видимо не решаясь двинуться.
— Входи, входи, хозяйка, — оживился Медников. — Ты кто такая?
— Местная я, — сказала женщина, переступив через порог.
— А это чья хата?
— Моя будет!
— Ваша? Так чего ж вы сюда, как в гости, входите?
— Да ведь тут немцы на постое были. Они всех нас в землянки выгнали… — Женщина помедлила, а потом осторожно спросила: — А вы теперь что — насовсем пришли?
— Насовсем, насовсем, мамаша, — успокоил ее Медников. — Больше уже не уйдем!
Женщина, словно соображая, можно ли ему поверить пристально и серьезно оглядела его с ног до головы. Ее узловатые пальцы непрерывно теребили край платка, а в глазах было нечто такое, что без всяких слов говорило о безмерной усталости и о простой радости возвращения в свой дом.
Обдумывая только что зародившийся у него в голове план, Медников и сам внимательно присматривался к женщине.
— Вы как будто не казачка, — сказал он. — Говор у вас не тот. А я-то думал, что здесь казаки живут…
— Живут и казаки, — сказала женщина. — А мы из иногородних.
— То-то… А где же весь ваш народ?
— Тоже по домам пошли. А кто с командиром вашим беседует, ну с тем — на машине… Заждались мы…
— А что, разве в этой станице еще не было наших? — спросил Медников.
— Танки вот вчера прошли стороной. А сюда так и не заходили.
— Понятно, — сказал Медников и, вдруг решившись, подошел к женщине и взял ее за локоть.
— Вот что, мамаша, — сказал он, — мы оставим вам продукты. На вас и еще на двух человек. Вам на целую неделю хватит. Но вы поберегите лейтенанта до прихода наших. А потом сдадите его в госпиталь… Понятно?
Женщина деловито кивнула головой. Лицо у нее стало доброе, жалостливое. Она подсела к лейтенанту и поправила сползшую повязку.
— Продуктов-то вы только на них оставьте, сказала она. — А я уж как-нибудь и сама перебьюсь. Не привыкать!
Медников махнул рукой: «Глупости!» Он приказал принести десять банок мясных консервов, большой кусок масла, несколько буханок хлеба и даже полтора десятка пачек гречневого и пшенного концентрата — из того запаса, который он хозяйственно захватил с собой. Он увидел, как дрогнули руки женщины, когда она принимала все это богатство. «Изголодалась же ты!» — подумал он.
Ну а что делать с пленными? Их оказалась целая дюжина. Одиннадцать солдат и офицер. Они сидели в запертом амбаре. Оставить их там? Сбегут. Расстрелять? Об этом Медников не мог даже подумать. Назначить людей для охраны? Но ведь это значит, что самому уменьшить свой и без того маленький отряд…
И Медников принял решение, которое показалось ему наиболее разумным. Он приказал отнести в амбар немного консервов из обнаруженного здесь же, на хуторе, небольшого продуктового склада несколько буханок хлеба и поставить бочку с водой. Затем он распорядился накрепко забить двери амбара, а раненому бойцу дождаться прихода какой-нибудь части, которая через день-два обязательно сюда подойдет, и тогда сдать пленных с рук на руки.
Он уже думал, что на этом его административная деятельность кончается, но в это время в хату ввалился старый казак в коротком и рваном зипунишке.
— Господин начальник! — сказал он, волнуясь, видимо, его сюда привело какое-то очень важное дело. — Господин начальник!
Медников рассердился:
— Ты что, отец, с ума сошел? Какой я тебе господин? С кем ты разговариваешь? С немцем, что ли?
Старик смутился и беспомощно развел руками.
— Ты уж прости, товарищ начальник. Не знаю, как с языка слетело… Привык!
— Привык! Отвыкать надо. Ну что тебе?..
— Да вот тут за околицей цельный гурт скота топчется. Коровы ревут! Двести голов! Немцы бросили…
— Взять на учет и раздать населению, — решительно распорядился Медников. — Пусть сейчас же разведут коров по дворам! — Никогда он не принимал так легко такие немаловажные решения.