Быстро утвердив план боевого применения авиации, Николай Федорович в углу карты размашисто написал: «Боевой авиации вести разведку на себя, искать объекты противника (резервы, колонны, районы сосредоточения). Быть готовой наносить массированные удары всей авиацией при обнаружении крупных резервов, особенно танковых и моторизованных дивизий...»
Тепло попрощавшись с летчиками, Ватутин поспешил в 21-ю армию.
— Надо торопиться, — сказал он Семенчуку, — пока не рассвело окончательно. Заодно посмотрим, как передвигаются войска. Скрытность для нас сейчас важна, как никогда.
Но до И.М. Чистякова добрались только днем. Командующий самым внимательным образом осматривал фронтовые дороги и нигде не встретил движущихся колонн. Голая, покрытая первым снегом равнина, казалось, вымерла, только в небе натужно стрекотал маленький У-2. Все это окончательно подняло настроение Ватутина, и он решил не напоминать Чистякову о ночной встрече с его подчиненными.
Зная о постоянной нехватке времени у командующего фронтом, Чистяков сразу после доклада предложил пройти к карте.
— Э, нет, Иван Михайлович! — неожиданно отказался Ватутин. — Думаю у тебя остаться до вечера, переговорить успеем. А сейчас неплохо бы пообедать. Вторые сутки во рту ничего горячего не было, кроме чая. Хорошо бы похлебки какой, а то меня Семенчук закормил тушенкой.
— Как же так? — укоризненно обратился к адъютанту Чистяков.
— А что я могу? Все время на колесах, — оправдывался Семенчук. — В машине, что ли, керосинку ставить?
— Не обижайся, Семенчук, — остановил его Ватутин. — Что ты мой ангел-хранитель, по-моему, весь фронт знает.
После плотного фронтового обеда генералы засели за картой, Николай Федорович уже в который раз внимательно рассматривал красные и черные значки, линии, синие зубчики рубежей противника.
— Вроде сил достаточно, — не выдержал молчания Чистяков, — в сорок первом об этом можно было только мечтать.
— Да, ты прав, но, думаю, в сорок первом трудно было бы таким количеством войск управлять. Сознайся, Иван Михайлович.
— А что сознаваться? Я всегда говорю об этом открыто. Пока нам немец не набил сопатку, воевать не научились. У меня и сейчас не все командиры дивизий соответствуют на все сто процентов.
— А вот это уже плохо. Почему не доложил? Немедленно бы заменили.
— Да нет, вы меня не так поняли. Комдивы — орлы, но некоторые в первый раз пойдут в наступление. Одно дело держать фронт, другое наступать. Да и откуда опыту взяться? Только-только начинаем...
— Ну это не так страшно. Я операцию такого масштаба тоже впервые провожу. Все будем учиться. Для нас в этой науке главное — управление войсками и организация взаимодействия. Кстати, как у тебя отношения с летчиками? Красовский докладывал, что все организовано.
— Так точно. Связь налажена и с летчиками, и с Романенко, и с Донским фронтом. Командарм 65-й Батов звонил прямо перед вашим приездом.
— Ну и хорошо. Давай еще поколдуем на карте, проверим все планы, Таблицы стрельб. Прогоним все цепочки связи...
Долго беседовал Ватутин с командующим 21-й армией, его начальником штаба, начальником артиллерии, инженерных войск, тыла, связи. Всех выслушал самым внимательным образом, доброжелательно. Сам тоже не удержался, чтобы не поработать с картой. Вечером того же дня, тепло попрощавшись с Чистяковым и его штабом, уехал в 5-ю танковую армию. С Романенко провел такую же работу. Обговаривали все детали операции. И опять Ватутин выслушивал подчиненных внимательно, тактично высказывал свои соображения.
Много лет спустя генерал И.М. Чистяков вспоминал: «И еще было одно замечательное качество у Николая Федоровича. Он умел слушать других, не давить своими знаниями и авторитетом. С ним мы, его подчиненные, чувствовали себя свободно, что, понятно, развязывало инициативу. Даже когда он подсказывал верное решение, то делал это... так незаметно и в то же время убедительно, что подчиненный принимал его решение как свое».
19 ноября залпы 15 тысяч орудий и минометов, что в два раза больше, чем действовало под Москвой, обрушились на врага.
Утро этого знаменательного дня выдалось туманным. Вскоре пошел густой липкий снег, и Ватутин, прислушиваясь к морозной тишине, с горечью думал о том, что авиацию из-за нелетной погоды эффективно применить не удастся. Правда, он отдал команду авиации действовать мелкими группами, но артиллерии все же пришлось добавить целей. В 7 часов 30 минут первым залпом «катюш» началась артподготовка. 80 минут шла обработка переднего края. Николай Федорович сидел в углу командного пункта и не отрывал глаз от светящегося циферблата часов. Время тянулось томительно.