Взаимные поздравления подняли настроение Николаю Федоровичу, а Жуков с обычной прямотой сказал:
— Переживать можешь сколько угодно. Мы все переживаем. Но сейчас надо готовиться к летней кампании. Ставка не случайно перевела тебя на Воронежский фронт, ему предстоят большие дела. А чтобы окончательно развеять хандру, поезжай в родную деревню. Я вот в сорок первом году проехал мимо родного дома. Но сейчас сорок третий и, по большому счету, зимняя кампания за нами...
— В этом я не сомневаюсь, как и в нашей окончательной победе, — заверил маршала Ватутин. — А по Воронежскому фронту у меня есть предложения...
— Вот это другое дело. Узнаю Николая Федоровича Ватутина...
Итоги зимней кампании, несмотря на несбывшиеся надежды, были ощутимыми. Под Сталинградом ликвидирована 300-тысячная группировка Паулюса, прорвана блокада Ленинграда, срезаны демянский и ржевский выступы, враг изгнан с Кавказа и из донских степей. Войска Красной Армии освободили около 500 тыс. кв. километров своей территории, продвинулись на некоторых участках фронта на 700 километров. По свидетельству самих гитлеровцев, их потери в России за зиму составили 1 млн 200 тыс. человек, а вместе с союзниками 1 млн 700 тыс. Враг потерял 24 тыс. орудий, более 3500 танков и 4300 самолетов. За время зимнего наступления было разгромлено 100 вражеских дивизий, что значительно ослабило силы вермахта на западе. Англо-американские войска начали активные действия в Тунисе, но и только. О втором фронте лишь велись разговоры. Между тем на востоке Гитлер продолжал держать 70 процентов всех своих войск — 194 дивизии из 273. В январе 1943 года в Германии была объявлена тотальная мобилизация.
Николай Федорович знал, что танкисты генерала П.С. Рыбалко освободили от врага Валуйский район, знал, что живы его родственники. Еще когда принимал фронт, он попросил начальника штаба генерала Ф.К. Корженевича узнать об их судьбе. Через несколько дней Ватутину доставили записку от родных. Николай Федорович сразу узнал почерк младшей сестры — любимицы Лены. Она от имени матери писала, что все живы, здоровы, просила разузнать подробнее о судьбе братьев. Уже тогда Николай Федорович решил съездить домой, но неотложные дела заставляли откладывать поездку. Разговор с Жуковым подтолкнул его, и в тот же день Ватутин собрался домой. Вызвал Семенчука.
— Через час выезжаем в Чепухино, — сказал он улыбаясь. — С собой берем оперативную группу, бронетранспортер охраны и радиостанцию. Если моя хата цела, она и будет временным пунктом управления. Связь со штабом фронта поддерживать постоянно. Да, скажи там Глушакову, чтобы собрал кое-что из продуктов. Родственников у меня много, да все село, по сути, родное...
Ровно через час машина бежала по хорошо укатанной, еще не размытой весенним паводком дороге. Вот и Валуйки. Когда-то маленький уездный городок, а теперь мощный железнодорожный узел. Даже огненный вихрь войны не смог окончательно уничтожить, изменить знакомые с детства места. Машина съехала с отрогов меловых гор, и перед взором генерала открылись вспученная вешними водами река Валуй, заречный простор с черными корявыми кустами и знакомыми до боли вербами. Вон и поворот реки, перекат, где он пацаном удил рыбу. Правда, теперь там переправляются по понтонному мосту танки. Но все равно картина знакомая. Вот и дорога, по которой не раз ходил из Валуек в Чепухино. По ней же вернулся домой, когда лишился стипендии в коммерческом училище. По ней мать в лютую стужу носила ему, больному, за двадцать верст домашнюю снедь, по ней ушел он в армию.
Мама, милая мама. После смерти отца, деда Григория, тяжелой болезни, приковавшей к постели старшую сестру, в отсутствие служивших в армии Павла и Николая она не пала духом, не опустила маленьких натруженных рук, а, взвалив на плечи непосильный груз, несла его безропотно и терпеливо. Это была не рабская покорность, как любят сейчас выражаться некоторые публицисты, а высокая сила духа, нравственная чистота, до которой многим из нас, нынешних, расти да расти. В колхозе она была лучшей дояркой, потом поварихой в детских яслях, и везде рядом с ней шла трудовая наследственная слава Ватутиных. В любви к труду, в приверженности высокому чувству долга воспитывала Вера Ефимовна не только своих детей, но и малышей, с которыми возилась в детском саду, яслях. Пришел из армии Павел — и семье стало легче, подросли Афанасий, Семен. Николай уже с первого командирского жалованья купил сестре Матрене швейную машинку, и она до сей поры обшивает всех домашних и односельчан. Ежемесячно посылал родным деньги, в голодные годы отдавал последнее, чтобы спасти семью. Он помог любимице Лене поступить в медицинский институт, немало сил и энергии потратил на младшего брата Семена, уговаривал мать переселиться к себе. Вера Ефимовна приезжала к сыну не раз и в Киев, и в Москву. Дивилась красоте городов, богатству генеральской квартиры, хоть и не было в ней ничего, кроме казенных вещей. Любила проехать с сыном-генералом в блестящей черной машине, повозиться с внуками, но остаться навсегда категорически отказывалась.