В начале мая появились первые реальные признаки скорого наступления противника. Агентурная разведка доносила, что Гитлер собирает руководство вермахта для принятия окончательного решения о начале активных действий на Восточном фронте. Такое совещание действительно состоялось в Мюнхене 3—4 мая. Вскоре пришли сведения, что наступление начнется 10—12 мая. Эти сведения подтверждала и фронтовая разведка.
Немедленно в войска Брянского, Центрального, Воронежского и Юго-Западного фронтов пошла телеграмма за подписью Сталина и Василевского:
«По некоторым данным, противник может перейти в наступление 10—12 мая на орловско-курском, или белгородско-обоянском направлении, или на обоих направлениях вместе.
Ставка Верховного Главнокомандования приказывает: к утру 10 мая иметь все войска, как первой линии обороны, так и резервов, в полной боевой готовности встретить возможный удар врага. Особенное внимание уделить готовности нашей авиации с тем, чтобы в случае наступления противника не только отразить удары авиации противника, но и с первого же момента его активных действий завоевать господство в воздухе.
Получение подтвердить. О принятых мерах донести».
Командующие немедленно подтвердили готовность, а Рокоссовский и Ватутин доложили о спланированной контрподготовке артиллерии и авиации фронтов.
Войска застыли в напряженном ожидании, но ни 10, ни 11, ни 12-го наступления не последовало. Захваченные войсками Воронежского фронта пленные ничего толком сказать не могли, вели себя крайне неуверенно. В этой неуверенности Ватутин усмотрел колебания противника.
— Думаю, надо вернуться к нашему предложению по упреждающему удару, — сказал он на заседании Военного совета фронта 13 мая, когда стало окончательно ясно, что наступление врага задерживается. — Немцы сейчас не ожидают нашего удара, подтягивают резервы, и в этот весьма переменчивый момент войска фронта могут иметь успех. Созданная же оборона дает нам гарантию надежного тыла.
— Думаю, надо согласиться с командующим, — сразу же сказал Хрущев, и после этого вопрос был практически решен.
— Семен Павлович, — обратился Ватутин к Иванову, — готовьте конкретные материалы по операции, а мы с Никитой Сергеевичем будем докладывать в Ставку.
Предложение фронта заинтересовало Сталина. Он все еще не верил в надежность нашей обороны, вспоминая прошлогодние неудачи. И все же Ставка не поддержала инициативы Воронежского фронта. С большим трудом Жуков, Василевский и Антонов отговорили Верховного от упреждающего удара.
Через десять дней Генеральный штаб вновь получил, казалось бы, достоверные сведения о начале наступления в период с 19 по 26 мая. Вновь в войска пошла предупредительная директива, и вновь наступление не состоялось. В напряженной, нервной обстановке прошел май, начался первый летний месяц. Прошел и он, а враг все стоял на месте. Напряжение достигло высшего предела. Нервничали солдаты в передовых траншеях и танках. В который уже раз занимали боевые места номера артиллерийских расчетов, летчики часами не покидали кабин самолетов. Волновались в штабах вплоть до Генерального. Представители Ставки неотлучно находились в войсках: Жуков — на Центральном, Василевский — на Воронежском фронтах.
Николай Федорович с трудом сдерживал волнение и неустанно напоминал о возможности упреждающего удара.
«Особую нетерпеливость начал проявлять командующий Воронежским фронтом Н.Ф. Ватутин, — писал о тех днях Василевский. — Николай Федорович неоднократно ставил передо мной вопрос о необходимости начать самим наступление, чтобы не упустить летнее время. Мои доводы, что переход врага в наступление против нас является вопросом ближайших дней и что наше наступление безусловно будет выгодно лишь противнику, его не убеждали.
— Александр Михайлович! Проспим мы, упустим момент, — взволнованно убеждал он меня. — Противник не наступает. Скоро осень — и все наши планы сорвутся. Давайте бросим окапываться и начнем первыми. Сил у нас для этого достаточно.