8 февраля во избежание ненужного кровопролития советское командование обратилось к окруженным войскам с ультиматумом, который в тот же день в 15 часов 50 минут был вручен парламентерами командиру стеблевского участка полковнику Фукке. Над районом вражеской группировки были разбросаны листовки, призвавшие немецких солдат сдаваться в плен. Штеммерман не внял голосу разума. Да и как ему было это сделать, если сам фюрер не скупился на обещания? В телеграмме Гитлер писал: «Можете положиться на меня, как на каменную стену. Вы будете освобождены из котла, а пока держитесь до последнего патрона». Буквально засыпал Штеммермана радиограммами командующий 1-й танковой армией: «Я вас выручу. Хубе». Регулярно поддерживал связь с окруженными и Манштейн. В одной из радиограмм он сообщал, что в общем направлении на Лисянку выдвигается 3-й танковый корпус, а командир этого корпуса генерал танковых войск Брайт прислал свою радиограмму: «После отражения сильных атак неприятеля 3-й танковый корпус снова перешел в наступление. Во что бы то ни стало держитесь. Мы придем, несмотря ни на что. Генерал Брайт».
В ночь на 12 февраля Штеммерман собрал мощную группировку на узком участке фронта всего в 4,5 километра и предпринял попытку прорыва изнутри. В первом эшелоне прорывалась дивизия СС «Викинг», и Штеммерман возлагал на нее особые надежды. В передовом отряде дивизии двигался фузилерный батальон, усиленный танками и штурмовыми орудиями, за ним — мотополк «Вестланд», мотобригада СС «Валония», батальон «Нарва» и мотополк «Германец». Надежды Штеммермана не оправдались, хотя вначале ударной группировке удалось потеснить наши войска на участке 27-й армии и расстояние между окруженной группировкой и Хубе сократилось до 12 километров. На большее у немцев сил не хватило.
С утра 12 февраля настроение у Николая Федоровича было весьма скверное. И дело было совсем не в попытке прорыва немцев. Ее ликвидировали довольно быстро и успешно. Мучили дурные предчувствия. Не развеял их и звонок Жукова.
— Что у тебя, Николай Федорович?
— Противник, воспользовавшись пургой, неожиданно ударил по нашим войскам, потеснил их на два-три километра и даже занял Хилки. Но сейчас остановлен.
— А что у Хубе?
— Тоже теряет темп. Я думаю, точнее, уверен, что немцев мы не выпустим.
— Это хорошо, но утром я говорил по телефону с Верховным. Конев предлагает передать ему руководство по ликвидации корсунь-шевченковской группировки, а тебе поручить руководство внешним фронтом. Верховный вроде бы согласен удовлетворить его просьбу. Но вопрос пока окончательно не решен. Думаю, я убедил Верховного, что передача управления войсками 27-й армии 2-му Украинскому фронту только затянет ход операции...
Надежды Жукова и Ватутина не оправдались. В полдень пришла директива Ставки, утверждавшая предложение Конева. Прочитав директиву, Ватутин не выдержал, позвонил Жукову и, не скрывая обиды, сказал:
— Товарищ маршал, кому-кому, а вам-то известно, что я не смыкал глаз несколько суток подряд, напрягал все силы для осуществления Корсунь-Шевченковской операции. Почему же сейчас меня отстраняют и не дают довести эту операцию до конца? Я тоже патриот войск своего фронта и хочу, чтобы столица нашей Родины Москва отсалютовала бойцам 1-го Украинского фронта.
— Николай Федорович, это приказ Верховного, — ответил Жуков, — мы с тобой солдаты, будем безоговорочно выполнять приказ.
— Слушаюсь, приказ будет выполнен.
Ватутину приказывалось сосредоточить внимание на Ровно-Луцкой операции.
Здесь уместно сделать небольшое отступление и вернуться к отношениям Сталина с командующими фронтами. Жуков вспоминал: «Сталин интриговал между маршалами — командующими фронтами и своими заместителями, зачастую сталкивая их лбами, сея рознь, зависть и подталкивая к славе на нездоровой основе.
К сожалению, кое-кто из командующих, пренебрегая товарищеской дружбой, нарушая элементарную порядочность, преследуя карьеристские цели, использовал слабость Сталина, разжигая в нем нелояльность к тем, на кого он опирался в самые тяжелые годы войны.
Такие люди нашептывали Сталину всякие небылицы, стремясь выставить перед ним свою персону в самом привлекательном виде. Особенно этим в конце войны занимался маршал И.С. Конев.
Начиная с Курской дуги, когда враг уже не мог противостоять ударам наших войск, Конев, как никто из командующих, усердно лебезил перед Сталиным, хвастаясь своими «героическими» делами при проведении операций, одновременно компрометируя действия своих соседей.
Я вспоминаю Корсунь-Шевченковскую операцию, которая проводилась силами 1-го Украинского фронта под командованием Н.Ф. Ватутина и 2-го Украинского фронта, которым командовал И.С. Конев. Координацию действий фронтов осуществлял я.