1 мая 1929 года Николай стоял прямо против Никольских ворот в парадной колонне академии. Лучи весеннего солнца отражались от мокрой брусчатки, обнаженных клинков кавалеристов, штыков пехотинцев. Проскакал на белом коне нарком Ворошилов, прозвучали слова праздничного приказа, и грянул торжественный марш. После него выпускникам академии разрешили остаться у кремлевской стены посмотреть парад и демонстрацию трудящихся.
Потом Ватутины отправились в Сокольники. Прекрасная погода, праздничная суета тысяч людей поднимали настроение. По аллеям парка с песнями гуляла молодежь. Звонкие трели саратовских гармоник перебивались звуками маршей из рупоров репродукторов. Одетые по-летнему москвичи разбирали свежевыкрашенные голубой краской лодки, и скоро на уютных прудах стало тесно от отдыхающих. Тут и там образовывались импровизированные танцплощадки.
— Потанцуем? — спросила Татьяна Романовна мужа.
— Ну что ты! — смутился Николай Федорович. — Мне в форме как-то неловко, да и тебе надо поберечься. Уж больно долго ждали ребенка, как бы чего не вышло.
— Не беспокойся, все будет хорошо. Врачи, наоборот, советуют двигаться.
— Двигаться, но не танцевать, — решительно возразил Николай Федорович. — Вот походим здесь, поедем в город, погуляем по центру. Надо наглядеться на Москву. Скоро конец учебе и — прощай, столица...
Через две недели после майских праздников начались выпускные экзамены. Ватутин сдал их блестяще и был выпущен из академии, как говорили в старину, по первому разряду. Приказом наркома краском Ватутин назначался на должность помощника начальника оперативного отделения штаба 7-й стрелковой дивизии.
ОТ ШТАБА ДИВИЗИИ ДО ШТАБА ОКРУГА
Штаб 7-й стрелковой дивизии размещался в старинном русском городе Чернигове. Город внешне напоминал Полтаву: та же патриархальная тишина садов, зелень огородов, тенистые аллеи городского сада, перезвон теперь уже редких церковных колоколов, слепящее солнце и неизъяснимая прелесть украинских ночей. Здание штаба располагалось на задворках сада в старинном особняке.
Ватутины из Москвы прибыли с теми же фанерными чемоданами. Имущество их пополнилось лишь детскими распашонками, шапочками, пеленками, которые в последнее время с любовью шила Татьяна Романовна. Сразу по приезде они сняли недорогую квартиру в две комнатки недалеко от штаба. Окна выходили в небольшой, но густо заросший палисадник, за которым краснело здание, где предстояло служить Ватутину.
— Ну прямо как в Чугуеве, — сказал Николай Федорович, выглядывая в окно. — Только там из Малиновки часа полтора надо было добираться, а здесь — все рядом. Чаще можно будет домой заглядывать.
— Ой ли? — усмехнулась Татьяна Романовна. — Только что заглядывать. Теперь уж и вовсе поселишься в казарме с красноармейцами. Не успели приехать, а ты уже собираешься в казарму.
— Какая казарма, Танюша. Я теперь штабной работник, а это ответственность огромная. На службу же действительно тянет. Отдохнули хорошо, пора и за дело...
Как и всегда, в службу Ватутин включился сразу и с удовольствием. Небольшая первичная штабная должность на деле оказалась очень хлопотливой и ответственной. В общих чертах Ватутину предстояло помогать войскам в организации боевой подготовки, участвовать в обучении полковых штабов, готовить показные занятия, полковые и дивизионные учения, участвовать в них самому в составе оперативного отделения.
Трудности усугублялись продолжавшейся модернизацией армии, оснащением ее новым вооружением, доведением до войск положений новой военной доктрины.
Курс на индустриализацию страны начал приносить первые положительные результаты. Конечно, можно полемизировать, насколько был обоснован такой курс, правильными ли путями шло социалистическое строительство. Однако бесспорно, что судьба наших Вооруженных Сил, а значит, и будущая победа в Великой Отечественной войне была предопределена этим курсом. Маршал Г.К. Жуков по этому поводу писал: «Ведь можно было бы на пять—семь лет отложить такой крутой подъем тяжелой индустрии, дать народу, который стократ заслужил это, побыстрее и побольше товаров широкого потребления, продукции легкой промышленности. Разве это не было соблазнительно? Но поступи мы так, кто знает, когда бы завершился тот тяжелейший период, который мы называем начальный период войны, где, под каким городом или на какой реке были бы остановлены фашистские войска?..»