Увидев генерала, вскочил молоденький лейтенант и подбежал с докладом, но Николай Федорович остановил его:
— Отставить, товарищ лейтенант! Откуда люди?
— Из-под Даугавпилса, товарищ генерал. Трое суток стояли насмерть, потом немец обошел и подавил танками. Вот, можно сказать, что осталось от полка. — Лейтенант показал на несколько десятков бойцов. — Вы не думайте, что мы бежим. Нам бы какой сборный пункт, ведь с нами знамя полка.
— Хорошо, лейтенант. Будете отвечать за порядок на переправе. Всех проходящих бойцов отправлять к Пскову, там будет открыт сборный пункт. Выставить боевое охранение, пулеметы. Пока я оставляю с вами своего офицера. Скоро пришлю подмогу. За знамя — спасибо!
С большим трудом нашел Ватутин в лесу южнее Пскова штаб Северо-Западного фронта. Лес после бомбежки горел, зияли свежие воронки, распространяя удушливый запах взрывчатки, белели посеченные осколками стволы деревьев. Некоторые, вырванные с корнем, создавали причудливые завалы. Несколько палаток, штабных машин, медпункт опутывали висящие прямо на ветках деревьев телефонные провода. Вокруг расхаживали люди. Все это лишь отдаленно напоминало штаб какого-нибудь тылового формирования, но уж никак не орган управления войсками фронта.
После короткого, но серьезного разговора с автоматчиками роты охраны и их командиром Ватутин в отвратительном настроении с трудом разыскал в одной из палаток руководство.
Начальник штаба фронта генерал П.С. Кленов выглядел подавленным и не мог толком доложить обстановку даже вокруг командного пункта фронта, не говоря уж о войсках. Член Военного совета фронта корпусной комиссар П.А. Диброва только мучительно краснел и разводил руками. Никто в штабе не знал, где находится командующий фронтом генерал-полковник Ф.И. Кузнецов.
— Какие сведения из армий? Где находится противник? Где мехкорпус Лелюшенко? — не выдержал Ватутин. — Вы хоть знаете, где 11-я армия и то, что она потеряла до 75 процентов боевой техники и до 60 процентов личного состава?
— Да. Сейчас вроде бы есть сведения, — доложил Кленов.
— Откуда?
— Пришла телеграмма из Ставки.
— Дайте! — Ватутин открыл папку.
Тимошенко телеграфировал командующему Северо-Западным фронтом: «В районе станции Довгилишки, Контыняны, леса западнее Свенцяны найдена 11-я армия Северо-Западного фронта, отходящая из района Каунас. Армия не имеет горючего, снарядов, продфуража. Армия не знает обстановки и что ей делать.
Ставка Главного Командования приказала под вашу личную ответственность немедленно организовать вывод этой армии из района Свенцяны в район севернее Десны...»[2]
— Вот видите, Ставка через делегатов связи, забрасываемых с радиостанциями, добывает сведения, а вы здесь, на фронте, ничего не знаете. Позор! Командующий видел телеграмму Ставки?
Ватутин говорил спокойно, не повышая голоса, но от этого спокойствия еще тяжелее становилось на душе у генерала Кленова.
— Никак нет, — ответил он. — Командующий где-то в районе 27-й армии. Только вчера получили его приказ войскам, оборонявшим правый берег Двины, отходить в Псковский, Островский и Себежский укрепрайоны. А уже сегодня он отменил это распоряжение и потребовал со 2 июля перейти в наступление с целью восстановления обороны...
— Все ясно, — прервал его Ватутин. — Буду докладывать в Ставку и, не скрою, просить о замене командования фронта.
Однако Москва опередила Ватутина. Аппарат Бодо выдал очередную телеграмму. Решением Ставки ГК командующим войсками фронта назначался генерал-майор П.П. Собенников, членом Военного совета — корпусной комиссар В.Н. Богаткин, начальником штаба — генерал-лейтенант Н.Ф. Ватутин. Телеграмма заканчивалась словами: «...до прибытия Собенникова фронтом командовать Ватутину...»
Отдать свое первое распоряжение в новой должности Ватутин не успел. Над лесом раздался гул подходивших бомбардировщиков. Скоро гул превратился в отвратительный визг. Самолеты начали пикировать, и грохот разрывов потряс лес. Перед Николаем Федоровичем в клубах дыма и пыли вздыбились деревья. В воздухе мелькали обрывки палаток, ветки деревьев, провода. Тугая волна толкнула генерала, сорвала фуражку и потянула к земле. Но он устоял. Бомбы начали ложиться все дальше и дальше. Прислонившись к дереву, Ватутин отряхнул китель, поднял иссеченную осколками фуражку и подозвал генерала Кленова: