— Дамы и господа, граждане Торомона, я только что получил послание от Совета, которое вынуждает меня поставить в известность вас, моих друзей и верноподданных. Совет просит меня дать согласие на официальное объявление войны. Непредвиденные обстоятельства вынуждают нас начать немедленные действия против злейших врагов за барьером. Поэтому перед всеми вами я заявляю, что империя Торомона вступает в войну!
Среди нависшего молчания Йон взглянул на сестру, но та уже исчезла. Кто-то крикнул в микрофон:
— Да здравствует король!
Крик подхватили. Музыканты снова заиграли, партнеры сменились в очередной раз. Смех и разговоры входили в его уши, как шум прибоя, как стук дробящегося камня, как бессильный скрежет зубов по этому камню...
Йон потряс головой. Он же находится в своем собственном доме, на втором этаже — его комната, он может подняться туда и лечь. И у его постели должен быть медный ночной столик и «Делькор-китобой», которого он читал прошлой ночью...
Он вышел из бального зала и уже прошел полпути по коридору, когда вспомнил, что его комната, вероятно, больше не принадлежит ему, а прошлая ночь была пять лет назад. Он замер перед приоткрытой дверью одной из гостиных. До него донесся женский голос:
— Ты можешь сделать что-нибудь с его индексом рефракции? Если он хочет что-нибудь делать ночью, нельзя же ему появляться и исчезать, как вспышка молнии! — Тишина. Затем: — Хорошо, но ты же не думаешь, что он может рассказать больше, чем знает сейчас? Прекрасно. Так я и сделаю, тем более теперь, когда война объявлена официально.
Йон вошел в комнату. Изумрудный шлейф прошелестел по более тусклой зелени ковра, когда она обернулась. Блестящие волосы, схваченные двойным коралловым гребнем, падали ей на плечи. Ее улыбка показывала слабое удивление. Очень слабое.
— С кем вы разговаривали? — спросил Йон.
— С нашими общими друзьями,— ответила герцогиня. Они были одни в комнате.
Минуту спустя Йон сказал:
— Чего они хотят от нас? Это измена, не так ли?
Герцогиня сузила глаза.
— Вы это серьезно? Вы называете изменой попытку уберечь этих идиотов от самоуничтожения, самосъедения в войне с безымянным врагом, с кем-то столь могущественным, что мы можем быть стерты с лица земли одной его мыслью? Вы помните, кто этот враг? Вы слышали его имя. Сейчас в Торомоне его знают всего три человека, Йон Кошар. Так что мы единственные, кто в состоянии нести полную ответственность за Торомон. Вы имеете какое-нибудь представление об экономике государства? Ваш отец, между прочим, отвечает за весьма немалую ее часть. Однако дело идет к тому, что если он закроет свои аквариумы, это вызовет панику, равную полному краху экономики по уже известным причинам. Империя катится к хаосу, как снежный ком, и это должно удержать ее хотя бы от войны. Вы можете назвать изменой противостояние этому хаосу?
— Как бы мы это ни называли, выбора у нас мало, не так ли?
— С людьми вроде вас я не так уверена, что это неплохая мысль.
— Слушайте,— сказал Йон,— я был заперт в тюремном руднике на пять лет. Все, чего я желал, ушло, осталось только желание свободы. Сейчас я вернулся в Торон, но я все еще не свободен и все еще жажду освободиться.
— Прежде всего,— начала объяснять герцогиня,— если бы они не хотели, вы не имели бы и той свободы, какую имеете сейчас. Если после дня в чистой одежде и прогулки по свежему воздуху вы не считаете себя на пути к тому, чего хотите, то я вынуждена буду изменить свое представление о мире. Я ведь тоже кое-чего желаю, Йон Кошар. Когда мне было семнадцать лет, летом я подрабатывала в аквариумах вашего отца. Девять часов в день я проводила с металлической ложкой величиной с вашу голову, отчищая дно цистерны. Я отскребала то, что не брали даже стеклянные фильтры. К вечеру я так уставала, что могла только читать. И я читала. Главным образом, историю Торомона. Я много читала о ранних экспедициях на материк. Потом, в первую зиму после окончания школы, я жила в рыбацкой деревне на краю леса и изучала обычаи лесного народа. Я делала наброски их храмов, пыталась составить карту их основных перемещений. Я даже написала статью об архитектуре их временных убежищ, которую опубликовали в университетском журнале. Йон Кошар, я хочу свободы для Торомона, свободы от всех его самоограждений. Возможно, из-за того, что принадлежу к королевской семье, я эмоционально легче постигла смысл торомонской истории, которая вся насквозь аристократична. Но я хотела большего, я хотела знать, что в ней неправильного. Поэтому я шла дальше. И я нашла, я поняла, что она неправильна очень и очень во многом. Торомон должен взять себя за шкирку и хорошенько встряхнуть. И если я смогу его встряхнуть, я это сделаю. Вот чего я хочу, Йон Кошар, и жажду этого так же сильно, как вы жаждете свободы.