— Конечно, могу. Каждый камень города я знаю лучше, чем Рескин, лучше, чем Перси. Я знаю, где находится трещина в камне на Понте Сан Марко, куда Наполеон спрятал свою зубочистку. Я знаю, как работают задвижки, открыв которые, Великий Дож мог затопить подземелье и без лишнего шума избавиться от томящихся там политических врагов. Я знаю подземный ход, ведущий из подвалов торговца шерстью Ди Треви прямо в церковь св. Марии — именно им воспользовались похитители знаменитого полотна Тициана «Вознесение Девы». Я знаю, как устроен фундамент тех самых ворот, через которые Марио проходил к Анджолине еще до их помолвки. Я спускался по лестницам дворца, где бывали Байрон и Шелли, и так же, как они, я нашел потайной вход в Палаццо Скарлотти, где в зеркальных залах и увешанных гобеленами павильонах сыновья сыновей Фоцции до сих пор устраивают ночные оргии. Весь город был открыт передо мной, а я чувствовал себя в нем таким одиноким...
— О чем это он, а, Коршун?
— Т-с-с-с...
— И вот настал в Венеции вечер, когда в мою одинокую жизнь вошла Сапфира. Послушай, Хряк, и ты, Коршун, вы когда-нибудь видели женщину?
— Хряк, расскажи ему про самую красивую женщину в твоей жизни.
— А? Ну была у меня такая, Джоди-б... ну вот, принесу, бывало, добычу к себе, в Сумеречные Пещеры, а она как увидит, да как захохочет, и давай хлопать меня по спине, а потом отбирает, что получше, а я не даю, а все стоят вокруг огня и орут как сумасшедшие, и спорят, кто сильней, я или она...
— У меня в Рапшне тоже была женщина. Как пойдет гулять по горящим улицам города, так даже пламя пропадает там, где она проходит. Звали ее Данца, и когда ее огненные волосы касались моего лица, а огненные губы — моих губ...
— О, если вы не знали Сапфиру, значит, не знали женщин вообще. Отец ее был у нас на Земле послом Тринадцатой планеты системы Сириуса. Вот вы, Коршун, родом с Крегса, верно? А вы, Хряк — с Альбы, да? Так вот, она рассказывала, что провела зиму на Крегсе и целое лето на Альбе, и здесь, и там ей показалось так скучно, так неинтересно, что хоть вешайся с тоски. И тогда она прилетела на Землю и сразу попала в Венецию. В тот день она три раза попадалась мне навстречу на улицах города. Венеция — город небольшой, и если бродить по ней просто так, то рискуешь несколько раз встретить одних и тех же праздных зевак, таких же, как и ты сам. В первый раз я ее встретил на ступенях моста, возле Феровия, это было как раз то время дня, когда женщины выходят на улицы с детскими колясками, а мужья помогают им переносить коляски через высокие ступени моста, и в толпе прохожих так и снуют продавцы лотерейных билетов. В следующий раз я увидел ее возле Гиальто, когда уже закрывались стоящие на мосту лавчонки. Она остановилась возле одной и стала разглядывать какой-то кувшинчик; потом поставила его на место, облокотилась на перила и стала смотреть на воду. В третий раз я набрался храбрости и заговорил с ней; это было где-то на окраине, где каналы такие узкие, а мосты такие крохотные. Она стояла на одном из таких мостиков, Понте Дьяволо называется, оперлась о перильца, закат золотил рябь на воде и влажные камни, покрытые мхом и ржавчиной. Я увидел ее как раз в тот момент, когда она протягивала что-то бродячей кошке. Я подбежал и ударил ее по руке. Она удивилась и испугалась, отпрянула назад, но я тут же объяснил, что бродячие кошки здесь очень грязные, по большей части больные и заразные, а вдобавок в городе и так много всякой рыбы и разных объедков, так что чего-чего, а еды им хватает вдоволь. Сначала она обиделась и рассердилась, но потом рассмеялась, а когда я пригласил ее прогуляться до университета — о, я умолял ее не отказываться, вовсю расхваливал студентов, какие они все хорошие, как с ними весело, и как хорошо гулять по городу в такой компании — она согласилась! «Бедненький, как вы тут одиноки! — воскликнула она с милой улыбкой.— Ну конечно же, я погуляю с вами!» И мы пошли, и всю дорогу я рассказывал ей про свои награды, и про здания и ансамбли, которые я мечтал когда-нибудь построить, и про мои научные статьи, которые уже были написаны и которые я только собирался написать. А когда мы подошли к Большому каналу, я помог ей войти в вапоретто, и мы бороздили воды канала, и мимо нас проплывали великолепные фасады величественных зданий, и я показал ей, где находится Ка Д’Оро и Схолии, и прекрасные палаццо богатых купцов, особенно величаво возвышающиеся на фоне вечернего неба над ярко окрашенными причальными столбами, отражения которых мерцали в воде, пока волны от проходящих мимо лодок не разбивали их вдребезги. А когда мы пришли в студенческую столовую, о, как они все были там приветливы, все до единого, а Бруно несколько раз подходил к нам и приглашал на вечеринку, которую он устраивал в тот день. «Я с утра тебя везде ищу,— говорил он мне,— куда ты пропал, я давно хотел тебя пригласить, слава богу, я тебя встретил». И в тот вечер мы пили вино и танцевали на балконе, и ветер вдруг подхватил шарф Сапфиры, и на мгновение он застыл в воздухе, весь залитый лунным сиянием, и лицо ее оказалось в тени, и я взял ее за руку, а она улыбнулась и слегка покраснела, и воды канала под нами несли сморщенную лунную дорожку прямо к мосту. А когда шарф опустился...