Он взял кусок ветчины, сунул его между подрумяненными ломтиками хлеба.
— Сломаете половинку еще раз, изображение снова останется полным, только еще более нерезким. Представьте, вот перед вами фотография предмета, а рядом голограмма того же предмета. И там, и здесь каждая точка светочувствительной эмульсии дает нам информацию об этом предмете. Но каждая точка на листе фотографии соотносится лишь с определенной точкой на поверхности данного предмета, обращенной к объективу. А информационные точки в голограмме дают представление обо всем предмете, дают нам его полный трехмерный образ. Разница, как видите, колоссальная. Теоретически даже квадратный миллиметр пластинки, стоит отколоть его, должен выдать нам информацию о целом предмете.
— Что значит это ваше «теоретически»,— спросил Мак между двумя затяжками,— если это, конечно, не риторическая фигура?
— Нет, конечно,— отозвался Линь.— Существует эффект ослабления. Из всего того, о чем я говорил, может показаться, что информацию накапливают главным образом фотографическими способами, то есть способами фотографического характера: письмо, печать, перфокарта...
— Ну да, но все это носит линейный характер,—вставил Джонс.
— Аналогия с фотографией здесь в том, что каждому отрезку информации соответствует один вполне определенный кусочек события...
— Фотографию ведь тоже можно закодировать в виде строк, ну как телевизионное изображение,— подхватила Джимми, торопливо проглатывая бутерброд с яйцом.— То есть описать, используя линейные термины.
— Совершенно верно,— кивнул головой Линь.
— Эффект ослабления...— вопросительно посмотрела Ходжес.
— Ах да... Это просто-напросто вот что: если у вас относительно малое число адресатов — так в кибернетике называют место, куда вы посылаете ваши данные,— объяснил он, заметив непонимающий взгляд Джимми,— тогда лучше пользоваться информацией, накопленной по фотографическому, то есть линейному принципу. Потому что иначе пришлось бы использовать слишком много мельчайших порций информации, чтобы изображение стало достаточно ясным, чтобы не вышло...
— ...Чего-нибудь вроде грозной тени, привидения, призрака, этакой неясной оболочки, наполненной неизвестно чем, не настолько воплощенным, чтобы содержать в себе что-либо определенное.
Все так и уставились на Ходжес.
— О чем это вы, Эвелин?
— Не о чем, а о ком. О Римкине, конечно.— Она отвела стакан с бренди, давая понять, что ей достаточно.— Бедный безумец Римки.
— Никакой он не безумец,— горячо возразил Джонс,— а нервное расстройство у него, скорей всего, из-за нас, и это говорит не в нашу пользу. А он — просто замечательный, отличный парень! Вот вчера вечером: разделался со мной в два счета, партия была просто блеск! Я вот только боюсь, если с ним такое будет повторяться, как бы это не стало профессиональной болезнью.
— Ты прав, Джонси,— она горько улыбнулась и отхлебнула из стакана.— Именно это я и называю безумием.
— Послушайте, Эвелин, ведь вы первая начали весь этот разговор про разломанные голограммы,— сказал Линь.— А зачем?
Стакан, внезапно озаренный светом утренней пустыни, превратился в ее пальцах в драгоценный камень.
— Помните статую, которая упала с фриза? Голова у нее раскололась, и трещина прошла как раз посередине глаза. Сегодня утром я нашла Римкина там, возле нее, он просидел над ней с фонариком всю ночь, разглядывал картинки в треснувшем глазу.— Она поставила потухший стакан на стол.
После недолгого молчания доктор Смит спросил:
— А сами вы посмотрели, что он там мог увидеть?
Эвелин Ходжес кивнула.
— Ну и?.. — сменил его Мак.
— Вы были правы, Линь. Изображения сохранились в целости. Но они были подернуты дымкой, менее резкими. И похоже, что-то случилось с синхронностью. Вот и все.
Мак сгорбился, с отвращением хрюкнул и принялся выколачивать трубку о тарелку, полную корок хлеба с остатками масла.
— Давайте-ка еще разок сползаем туда... посмотрим, измерения закончим, и все такое...—Он попытался сунуть трубку в карман. Она тут же упала на пол.— Если он проторчал там всю ночь, значит, будет спать до вечера.
V
Но все получилось совсем не так.
Минут через двадцать после того, как они ушли, Римкин, с трудом преодолевая действие лекарства, очнулся.