– Ты чего?! Без царя в голове совсем?! – орал дед Матвей на Шаповалова.
– Чего, Матвей? Чего? Вот чего ты на меня орешь? – Шаповалов стоял по колено в густой глине. – Мы как? Зимовать здесь будем?! А?! Или хочешь, чтоб я государственное орудие вот так бросил? А? Ты… это… что, с этими, растратчиками?.. – Шаповалов осекся, понял, что перегнул.
– А ну тебя… Слышь, Кинстинтин, дорогой, ты же там в своих университетах учился. Давай, скажи деревенщине, как нам этот фаэтон[4] отсюда достать, – и дед Матвей бросил на меня строгий орлиный взгляд из-под кустистых бровей, больше похожих на перья птицы, чем на человеческие волосы.
– Не знаю, дед Матвей. Мы можем только толкать. Надо бы еще тянуть. Толкать не получается…
Бэка застряла на подъеме, выезжать надо было в том же направлении. Если б в сторону спуска, то еще толкнуть посильнее можно. А на подъеме-то… как толкнешь? Вот и сидели уже пятый день, копали. Только куда копать? Все одно – болото внизу.
Сделали временный блиндаж, распределили роту, часть уехала на подводах в сторону фронта, другая – осталась.
Бэку бросать нельзя, в этом Шаповалов прав. Мало того что орудие государственное, так еще и единственная защита от авианалетов. Японцы могут атаковать в любой момент. Налетят стрекозами, все небо заполнят, прошьют без остатка насквозь. У них пулеметы быстрые, никакой блиндаж не поможет.
– Ну? Кинстинтин, твою мать! Да прости меня, Господи, чего скажешь-то? Толкать, тянуть? Чем тянуть? У нас только веревки конопляные. Ими тянуть, все равно что лопатой в манде ковырять! Так дитя не заделаешь…
– Дед Матвей…
– Сам знаю! Уже пятый десяток дед Матвей. Еще при царе был Матвеем, потом при Киренском, как его там… хрен вспомнишь, как звать жида. А теперь при этих, красноперых и одном грузине.
– Эй-эй-эй! Матвей, заговариваешься! – сказал Шаповалов.
– Да ну… – махнул тот в сердцах на него, свернул самокрутку. – Куришь? – и, не дожидаясь ответа, протянул мне.
До войны я не курил. Но тут пристрастился. Никак в толк не мог взять, как дед Матвей и другие солдаты могут эти самокрутки крутить так просто: на ветру, на морозе, в окопе, негнущимися, обмороженными пальцами. Да где бы ни пришлось! И так ловко у них получается!
– Спасибо, дед Матвей.
– Тут на «спасибо» далеко не уедешь.
Шаповалов закурил папиросу.
И как достать Бэку? Я, правда, не инженер, а математик. Да еще с неоконченным курсом. Не знаю. Вот так буду стоять, думать, а дед Матвей возьмет и сделает что-то, как будто и не думая даже. Возьмет и сделает. И получится! Главное, что получится! А я все еще думать в это время буду. За такие пустые раздумья больше всего себя не люблю.
– Ну?
– Может, веревку сделаем?
– Е-мое, Кинстинтин, дорогой! Стоило штаны шаркать в институтишке? Какую такую веревку? Тонн десять в этой дуре. Из чего ты такую веревку сделаешь? Может, из коры скатать, а?
– Кора?
Я вдруг вспомнил, как плетут лапти в деревнях. Странно, что дед Матвей этого не знал. Из коры ветлы, белой ивы, которая здесь повсюду, может получиться толстый и очень прочный трос. Зацепим за Бэку, пять солдат будут тянуть, пять толкать. Как раз людей хватит.
– Из коры, говорю, скатаешь свой трос, что ли?
– Из коры!
– Ну ты чего, дорогой Кинстинтин? Какая кора?! Говорю тебе, десять тонн. Вчера сколько щеглов толкало… с десяток? А все одно. Так что ты это… чего-то не то удумал…
– Толкать мало, дед Матвей! Надо тянуть! Чтоб тянули и толкали! На манер пробки из бутылки…
Я решил не продолжать сравнение с винной пробкой, мог получить от деда Матвея какого-нибудь «барчука» или «кровопийца».
– Да ну… – и дед Матвей щелчком отправил окурок в глиняную жижу.
Но получилось! Получилось, как я придумал! И почему я постоянно сомневаюсь в себе?..
Солдаты весь вечер вязали веревку из коры. Вышел плотный толстый трос. Не очень длинный, но вполне достаточно, чтобы ухватиться пяти парам рук. И кто бы мог подумать, что у такого хлипкого деревца столь эластичная кора! Стоит несколько «прядок» друг с другом сплести – не разорвать никак.
Дед Матвей, пиная куски коры своими болотоходами, которые пришли на смену сапогам, все подшучивал надо мной:
– Что, профессорский сынок, лапти собрался вязать?
Я не обижался. Больно уж хотелось свою идею проверить: сработает ли?
К утру трос был готов. Обвязали за переднюю часть рамы. Пять солдат тянут, пять толкают. Дед Матвей осторожно включил передачу, по чуть-чуть прибавляя газ.
4
Фаэтон – тип кузова легкового автомобиля в России начала XX в. с мягким открывающимся верхом, с двумя (тремя) рядами сидений и двумя (четырьмя) дверями; в народе данное слово часто употребляли вместо слова «автомобиль».