Проверил «глок»[33]. На месте. Уже хорошо. Холодный, шершавый на щечках. Не, значит, не сон.
– Чего за волыну хватаешься, Бэдэ? – голос у Сергуши такой веселый.
– Сергуш, ты?
– Ну. А ты кого хотел?
– Блин, где мы? Чего происходит? Ты чего это?..
– Где, где. Все там же, Бэдэ.
– Там же… Как там же?! В Афгане?! Не, – я огляделся, – это никакой не Афган. Это поляна в Подмосковье.
– Афган, Подмосковье… Бэдэ, ты чего? Где мы все это время были, как думаешь?
– Ну… на войне. Где ж еще?..
– Вот. А еще?
– Ну… даже не знаю, что сказать, братан, – сам чувствую, ответить как-то надо. – Где?.. В точке, что ли? – вспомнил, как майор во время перехода все какую-то точку искал.
– Ну в точке, в точке. Но не в той, которую пиджаки[34] на картах рисуют. А в точке.
– Это чё?
– Ладно, – Сергуша махнул рукой. – Иди сюда, Бэдэ, садись, освежись.
Я так легко встал, словно и не кемарил ни хрена. Подхожу. Присел напротив Сергуши, и сразу такое сильное тепло от костра. Не, не сон это. Да и запах горящих дров. Березовые, ароматные, сука.
– Водку будешь? – спрашивает он и протягивает полную манерку[35].
– Не, Сергуш, – отмахиваюсь. – Мне харэ уже.
Сказал, а потом вдруг подумал: «Вот сколько я, блин, пил с Сергушей, когда на самом деле его не было? А теперь вот он, настоящий. Почему бы не выпить?»
– Ладно, Сергуш, давай за встречу, – и протягиваю, значит, руку.
Выпил. Водка обожгла. Хреново не стало. Даже не пришлось чем-то занюхивать. Передал ему ополовиненную манерку…
– Да ладно, – махнул рукой Сергуша. – У меня еще есть, – и залпом влил в себя остальное, стряхнув капли в костер. – Это огню.
– Сергуш, я не понял. В какой такой точке мы, а? Это ж Подмосковье. Здесь что? Тоже война?
– Тоже война. Война вообще везде, Бэдэ.
– Это как?
– А вот так, – Сергуша достал откуда-то здоровенную походную флягу, снова наполнил манерку до краев. – Понимаешь, Бэдэ… Вот ты… когда сегодня Егорку из горящего «рупьсорок» спасал, себя на войне не чувствовал? Или когда с Лизой любезничал? Или когда Мишу-халата хотел «глоком» попугать?
– Откуда ты знаешь-то?
– Знаю. Что ты знаешь, то и я знаю. Во как! Ну… – Сергуша выдохнул и запрокинул манерку. – Давай, дорогой, за тебя!
– Во как…
– А ты с войны и не возвращался никогда. Как попал на нее, там и живешь. Скажешь, не так?
Сергуша опять передал мне водку. Я глотнул, вроде бы слегка. Когда посмотрел, дно аж сухое.
– Может, и так, – согласился я. Но все лучше, чем это… это… – думал, как бы лучше сказать. Ведь не скажешь, мол, лучше, чем в тюльпане сгореть.
– Ну, что?! Хочешь сказать, что это лучше, чем, как я, в тюльпане сгореть? Я не сгорел, Бэдэ. У меня была война, и я из нее вышел. А ты нет. Вот и все.
– Блин, Сергуш… я вот чего только не понимаю. Понятно, сон это… все из-за контузии. Знаю, мне медики говорили. Я вот только не догоняю, зачем мы вообще туда поперлись. А? Кому это было нужно? Эта ДРА[36], что б ее! Пришли, половина пацанов полегло – и ушли. А в восемьдесят девятом? Уже вывод был во второй части. А сколько в Саланге[37] полегло тогда, знаешь? Зачем, на хера?!
– Ин локо парентис!
– Чего?
– Ин локо парентис, – повторил он. – Вместо предков то есть. У тебя родителей никогда не было. Ты с самого начала родился на растерзание, как и все мы, кто там был. Вот и того! – Сергуша налил еще. – И у меня не было, – и он выпил.
– Блин, да я знаю, Сергуш. Ну и чё? При чем тут родаки, а?
– А при том, Бэдэ. Волки мы. А ты! – и он такой показывает на меня. – До сих пор волк!
– Ну а кем быть, Сергуш? Овцой, что ли? А? Овцой? – Я взял у него полную манерку и залил в себя разом. – Овцой, да? Чтоб душманы резали, чтоб всякие шакалы прессовали?! Падлой быть, да?! Терпилой?!
– Почему овцой?
– А кем тогда?!
– Животным не будь, Бэдэ, – и Сергуша снова выпил. – Животным не будь…
– Ну, епт… как с тобой разговаривать… Ты у нас умный, книжки всякие всегда читал. Мы все животные, Сергуш?
– Ну… – развел руками он.
Сергуша вытянулся у костра. Словно приготовился что-то долго рассказывать. Вот так он нам рассказывал разное и тогда. Сначала, когда стояли перед распределением под Кабулом, все еще мирно было, потом уже на долгом замесе в Джелалабаде…
Я подставил костру руки, не стал ничего говорить. Животные мы и есть, кто ж еще…
– В общем, – как обычно, на медляке, начал Сергуша, – ты про Вавилонскую башню что-то слышал? – и, не дожидаясь моего ответа, по ходу, ему и так понятно было, что ни хрена не слышал, грустно покачал головой. А я в натуре ни черта не слышал. Ну была там какая-то башня, и хрен с ней. – Так вот. Есть такое библейское предание про Вавилонскую башню. Люди очень верили в своего Бога. И очень хотели ему понравиться. И поэтому строили башню. Высокую. Чтоб поближе к Богу быть. Они реально верили, что Бог на небе. А еще, Бэдэ, раньше башню было непросто строить. Не какие-то два или три года. На это много времени уходило. Реально много, Бэдэ. Все ведь вручную делали. А потом, представляешь, как-то достроили они свою башню! Те, кто с самого начала строил, уже совсем стариками стали, так долго строили.
36
ДРА – Демократическая Республика Афганистан, на стороне которой сражались советские военнослужащие.