На лобовом стекле появились насечки дождя. Редкие, одинаковые, нарочно такие не сделаешь.
Какой-то мужик пробежал в этом узоре стекла и воды. Красота и уродство, стихия и ничтожество. Двадцать ему или сорок? Может, рабочий, может, офисное дерьмо, в общем, безликое ничто с ничего не выражающим взглядом. Я обратил внимание только на ботинки. Запыленные, затасканные.
Готов спорить, в компании таких, как он, эти ботинки выглядят вполне прилично. Или подобающе? Короче, такие ботики «правильно» носить. Это омерзительное дерьмо из разряда «то, что нужно». Неприметная, дешевая, практичная, «подобающая» дрянь, которую никто никогда не осудит, потому что не заметит, даже если заметит.
Такие же у них мысли. Подобающие, обычные, затертые. Как будто вся голова доверху набита уродливыми стоптанными пыльными дешевыми ботинками.
Я представил голову этого мужика, разрезанную поперек. Словно кто-то заталкивает туда его ботинки. Много, очень много, один за другим. И подошвы с замыленными краями торчат из распиленной черепушки. Хррр!.. Неприятное зрелище. Почувствовал бесконечную боль, боль за всех вокруг. Не за конкретных людей, как этот никчемный уродец. Нет… в целом. За человечество, которое состоит из таких вот… с отпиленными головами и торчащими ботинками.
Дэн опаздывал. Как обычно. Ну и ладно. Честно говоря, не очень-то и хотелось видеть умиляющуюся рожу, на которой якобы написано: «У меня все хорошо!» Я-то знал, что за его «мазерати» и «омегой» на самом деле огромные долги. Так что очень скоро кто-то сотрет с этого лица гримасу умиления. И хорошо! Так ему и надо!
Дэн всегда выбирал все неподобающее, в отличие от уродцев в стоптанных ботинках. Меня это тоже раздражало. Но я знал, что скоро будет над чем потешиться. Быстрый подъем и такое же быстрое падение.
Падение! Этого он и хотел. Кто ж не хочет получить изящный способ убить себя? Чем раньше, тем лучше. «Мазерати»… Дэн и «мазерати»! Почти как форточка на подлодке.
Я представил, как он подъезжает на своем вымытом «мазерати» к своему безвкусно обставленному дому. Под колесами приятно шелестит гравий загородной дорожки… шрр-ррр-шшш-ррр… двигатель с низким рокотом умолкает, из двери появляется лощеная морда Дэна и тут…
«Вж-ж-ж-ик…» – негромкий щелчок среди шелеста деревьев и пения птиц. И все! Зеленый свет, горящие огни. Надеюсь, полет будет нормальным?
Нормальным… сначала тонкая струйка крови из виска. Потом все больше, больше, больше. Целый поток крови! Целые реки!
Вокруг птицы поют все громче, качаются, шелестят деревья. Деревьям и птицам, как всегда, наплевать. То ли они очень глупые, то ли, наоборот, слишком умные. А может, и похуже: им действительно наплевать, просто наплевать.
«Тт-ч… тт-т…тт…» – раздавались повторяющиеся удары. Я повернулся. В боковом стекле крутилась физиономия Дэна. И почему он решил, что может себя так называть? Обычное деревенское имя Денис с рожей Колобка. Если бы не внешнее оформление, надеть бы Колобку те самые «подобающие» ботинки да прыгать с платформы на платформу, с мешком картошки в охапку.
– Ты чё, заснул? А? – орал он вовсю.
– Всё, всё. Не ори. Куда поедем?
– Не знаю. А ты как?
– К Останкинской?
– Ну… давай. Я, как ты.
И я нажал на кнопку стеклоподъемника.
Ехали быстро. Дэн ехал как типичный жлоб. Все время боялся, что кто-то проедет впереди. Привычки «картошечника». Единственное отличие от них – «неподобающее» отношение к деньгам. Точнее, «неподобающее» отношение к долгам. Хотя как еще можно к долгам относиться, когда должен настолько много, что все равно не отдашь?
Интересно, знал ли он, что все это лишь способ побыстрее убить себя? Скорее всего, нет. А то бы испугался, наверное: «Как?! Я?! Убить себя?! Да я самый жизнерадостный парень на Земле. Вот, посмотри…»
Впереди появился грязный силуэт Останкинской башни. Я представил на ее месте Вавилонскую, широкую, с большими пандусами песчаного цвета в обе стороны.
Остановились напротив, перешли дорогу. Несмотря на привычную крадущуюся походку, было видно, что сегодня с Дэном что-то не так.
– Ты как? – поинтересовался я.
Вдруг стало его жалко. Передо мной возникла картина выбитых выстрелом осколков черепа и кровавых ошметков.
– Лучше всех! А что?
– Напряженный какой-то.
– Ну ничего! Сейчас расслабимся.
– Да я не про это. Я вообще…
– Вообще? А что?
Мы вошли в «Три поросенка», куда ходили уже давно. Мне здесь нравилось. Так обставляли пирушки в какой-нибудь Древней Греции, что ли. Занимали целую комнату с большим столом по центру, всю уставленную низкими лежанками. Сюда же приносили выпивку, а еще травку курить можно и девок звать. Все происходило перед тобой, пока ты лежишь. Складывалось ощущение, что ты – центр мироздания. Обманчивое, конечно, но даже за такое стоило платить.