Казалось бы, это конец всех надежд для человека, который потратил столько времени, усилий и все личные сбережения, пытаясь воплотить в жизнь свои честолюбивые замыслы. Но только не для доктора Бэнкса. Атмосфера Константинополя уже оказала на него свое влияние; здесь он стал профессором в Роберт-колледже и сотрудником американского представительства. «Любой, кто прожил немного на берегах Босфора, – пишет он, – всегда мечтает вернуться сюда, так как, несмотря на грязь и постоянные опасности, несмотря на свое полуварварство, Восток обладает неотразимым очарованием». Бэнкс вспоминает, что имел обыкновение посещать «общительного англичанина» мистера Фрэнка Калверта, владевшего землей, на которой находились развалины гомеровской Трои, и который «раскапывал для нашего развлечения древнюю троянскую могилу и дарил нам ее содержимое». Времена любителей-археологов и искателей сокровищ еще не окончательно миновали.
Бэнксу еще предстояло увидеть улыбку судьбы, причем основную роль в этом сыграл тот факт, что правительство Соединенных Штатов решило использовать на Ближнем Востоке опыт «дипломатии канонерок», который так успешно проявил себя в Северной Африке. Когда распространились слухи о том, что Мегельсон, американский вице-консул в Бейруте, был убит в своем экипаже на главной улице, общественность на его родине (в основном наиболее шовинистически настроенные конгрессмены и газеты) потребовала немедленного возмездия. Эскадре американского флота, возглавляемой флагманом «Бруклин» под командованием адмирала Колтона, было приказано занять боевые позиции в восточной части Средиземного моря. Позже оказалось, что слухи о смерти Мегельсона сильно преувеличены, и, излагая это событие, Бэнкс справедливо замечает, что ситуация оказалась весьма неприятной для министерства иностранных дел и в особенности для адмирала Колтона, после того как он прибыл в Бейрут, на который уже были нацелены пушки его кораблей. Но еще более неприятной она оказалась для турецкого правительства, которому никак не хотелось вступать в войну с Соединенными Штатами. Все заинтересованные стороны, казалось, пребывали в замешательстве и не знали, как быть дальше, – за исключением самого мистера Мегельсона, «который деловито собирал для своего альбома газетные вырезки о собственном убийстве». Вашингтон, не желая признаваться в том, что готов был развязать войну на основании каких-то досужих вымыслов, сделал горделивое заявление, объявляющее присутствие своих боевых кораблей в Восточном Средиземноморье знаком мира и доброй воли. Таков был апогей американской дипломатии.
Турецкое правительство намек поняло, интерпретировав эту декларацию как знак того, что американцы требуют предоставить им свою долю средневосточного рынка, наряду с англичанами и французами, которые удерживали на нем почти абсолютную монополию начиная с XVI в. Бэнкс, очевидно, одним из первых воспользовался преимуществами нового отношения к себе турок, ибо как только они узнали, что Джон Д. Рокфеллер выделил 100 тысяч долларов на покрытие расходов десятилетнего проекта «библейской археологии» на Среднем Востоке, то почти сразу же выдали ему фирман с позволением производить раскопки в Бисмае, «разрушенном городе Адаб».
Но трудности Бэнкса на этом не закончились. Ему по-прежнему приходилось вступать в деловые сношения с Блистательной Портой по поводу предстоящей экспедиции. Как только стало известно, что американец, обладающий несметным богатством, но лишенный достаточного опыта, ищет помощи, чиновники и их свита принялись измышлять всяческие дополнительные способы освободить профессора от излишка долларов. Новость быстро облетела все министерства и посольства; на базаре люди судачили о молодом американце, который готов потратить состояние на то, чтобы рыть ямы в земле. Теперь все наперебой предлагали ему свои услуги, в том числе и русский консул, который попросил археолога не переманивать его переводчика, некоего Латиника, человека австрийского или французского происхождения, осевшего на Востоке, и, по его словам, игравшего крайне важную роль в консульстве. Бэнкс незамедлительно предложил Латинику сумму гораздо большую, чем ему платили русские, и таким образом представители царя избавились от мошенника, которого сторонился каждый разумный человек в Багдаде. Этот же Латиник взял на себя обязанности по найму других работников, необходимых для экспедиции, и среди них оказался его друг, безработный плотник, которого назначили поваром. Он также распоряжался закупкой провизии, и в частности заказал большую партию консервированных омаров, которая пролежала на складе более года и которую никто не осмеливался употребить в пищу.