Лотус и Торопу пришлось сдаться. Сентябрь подходил к концу. Предложенный Торопом план операции против Ноэлитской церкви был забракован.
В последующие дни Торопу много раз предоставлялась возможность поговорить с Данциком. По вечерам они встречались то у одного, то у другого, пили пиво и курили местный «сканк». Однажды, после того как Тороп позволил себе расслабиться и рассказать Данцику несколько историй о своих военных приключениях, тот как-то странно рассмеялся.
— Вы не поверите, но, прежде чем написать книгу о Мари и ее продолжение, я думал о персонаже, очень похожем на вас.
Тороп улыбнулся:
— Старый добрый солдат-удачи-которого-на-мякине-не-проведешь? Это всегда срабатывает…
— Нет, нет! Вовсе нет. Тогда я собирал информацию о том, что произошло в бывшей Югославии, побывал на нескольких конференциях. Даже съездил в Сараево.
— Ясно, — сказал Тороп.
Данцик смущенно посмотрел на него:
— Простите меня, господин Тороп. Но это действительно была не моя война. Я тогда еле сводил концы с концами, жил в пригороде, и литература только-только распахнула передо мной свои двери.
— Я понимаю, не извиняйтесь.
— Но я действительно придумал тогда персонажа вроде вас, такого, каким вы, по моему мнению, должны были быть в те дни. Парня, которого затянуло в черную дыру истории…
— И что, вы опубликовали эту книгу?
Данцик повернулся к огню, его взгляд был прикован к гипнотическому танцу языков пламени.
— Я сжег рукопись.
— Почему?
— Не знаю. Наверное, я был недоволен результатом.
— И что?
— Я был за это наказан.
— Наказаны?
— Да. Наказан. Через месяц после того, как я сжег рукопись и удалил файл из компьютера, у меня возникла очень мощная мания, что-то вроде психоза, понимаете? Для меня все это было очень необычно. И с помощью посланий, которых на мою долю хватило сполна, меня уведомили, чтобы я больше никогда так не делал.
— Больше никогда не сжигали рукописей?
— Да. Знаю, я могу показаться вам чокнутым, самодовольным хвастуном, кем угодно, но мне было строго-настрого приказано публиковать все, что я писал. Одним махом, за несколько недель, я снова написал ту книгу, и на следующий год ее издали. Я подписал ее псевдонимом и довольно сильно изменил текст, но приступов у меня больше не было…
— Черт! Вы принимаете галлюциногенные препараты?
— Нет. В те времена я позволял себе только небольшой косячок по вечерам.
— Зачем?
— Как это зачем? Вы что, противник наркоты?
— Зачем вам приказали больше не уничтожать рукописи?
— Понятия не имею. Все то время, что я общаюсь с Даркандье и остальными, мне постоянно приходится формулировать гипотезы. Думаю, эти послания приходят из будущего, может быть, от какого-нибудь шизика вроде Мари, или от ИИ типа Джо-Джейн, или еще от кого-нибудь… Возможно, уничтожив свою книгу и заблокировав таким образом какую-то информацию, я бы создал что-нибудь вроде параллельной вселенной, в которой книга существует, но сочинена кем-то другим, не Мари Зорн. И там не было бы ни вас, ни меня, ни Даркандье. Можно предположить, что люди из будущего не хотят, чтобы нечто подобное произошло… Но также не исключены три триллиона других вариантов. Космос — это лаборатория, масштабы которой безграничны. Знаете, учитывая нашу дерьмовую репутацию, спонсоры не дерутся за право сотрудничать с нами… Так что мы продвигаемся вперед муравьиными шажками. Однако Даркандье совершенно уверен: миллиарды долларов, которые мы можем получить, находятся здесь, прямо в наших мозгах. Представляете, Тороп? Шизики и старые амазонские колдуны скоро будут котироваться на бирже!