В две минуты первого ночи, через минуту после окончания ролика, Ариана Клэйтон-Рошет появилась у входа в «зимний дворец» — огромный сад под крышей в неоегипетском стиле. Она появилась в пышном белом с серебром одеянии, как все женщины, входящие в состав Венца, в портшезе с головами сфинксов, который несли четверо юношей в монашеских плащах с капюшонами. Следом двинулся Круг Избранных на роскошных колесницах, покрытых белой и золотой тканью, с гербами в виде звезд с семью лучами. Каждую колесницу тянули шесть мужчин и шесть женщин в монашеских одеяниях. Затем показался сам великий гуру — на троне, достойном фараона, который несли семь мужчин и семь женщин с наголо обритыми головами. Эти люди входили в состав его преторианской гвардии, о чем свидетельствовали их девственно-белые туники.
Великий Совет занял места на трибуне, под огромной золотой звездой.
В центре трибуны на троне восседал Девринкель. Он начал речь, которая длилась почти три часа. Соперничать с ним мог бы только Кастро.
В три часа десять минут ночи появилась пара в ритуальных одеяниях — мужчина в белом и золотом, женщина в белом и серебряном. Они предстали перед трибуной, где разместилась вся многочисленная компания. Пара сопровождала Мириам Клейн, одетую в белое платье с бирюзовыми звездами. Единственное, что можно было понять на таком расстоянии, — то, что она была примерно на шестом месяце беременности. Мужчина и женщина делали свое дело как настоящие профессионалы, как обычные телеведущие. Они явно отрепетировали небольшое шоу и передавали друг другу слово непринужденно и с огоньком. Мириам была представлена как «друг нашей Церкви, пожертвовавшая своим телом ради высшей цели». Мириам Клейн улыбнулась. Ее спросили о возрасте и месте рождения и протянули микрофон. Сначала все шло нормально, но затем настал момент, когда Мириам должна была произнести несколько стандартных фраз, обратившись к людям на трибуне.
И тут ситуация вышла из-под контроля.
Мириам Клейн начала говорить о жертвах, которые приносят первопроходцы. Значение этих людей ничтожно по сравнению с величием дела, ради которого они не жалеют себя, и так далее. И вдруг она запнулась на середине предложения.
Почувствовала головокружение. Несколько раз повторила: «Боже мой, кто я, что со мной?!» — и выдала совершенно непонятный набор слов. Было видно, как она дрожит, ее трясло, как эпилептика. По залу прокатилась волна паники. На сцену выскочили люди из службы безопасности. Следом прибежал какой-то человек с медицинским чемоданчиком.
Затем события стали развиваться стремительно. Охранники пятятся, хватаются за рации, врач тоже отступает, сидящие на трибуне вскакивают, долгий возглас изумления под сводами гигантской оранжереи.
Инцидент очень быстро перерастает в катастрофу. Первыми оседают на пол ведущие, за ними настает очередь врача и ближайших охранников. Все валятся с ног прямо на месте или, шатаясь, тычутся во все стороны, как слепые. Многие Избранные на трибунах тоже чувствуют недомогание. Сановники и слуги падают без сознания под бесстрастным оком камеры. Смятение толпы достигает пика, люди стонут, кричат, вопят.
Некоторые попытались покинуть зал. Так поступили Девринкель, Клэйтон-Рошет, горстка Избранных и несколько охранников. Всех их позже найдут мертвыми внутри огромного дома или на террасе со ступенями из каррарского мрамора. Некоторые тела валялись среди грязного подтаявшего снега.
Судмедэксперты были единодушны. Исключительно опасный неовирус, так называемый полиморфный возбудитель с высокой скоростью инфицирования, в считаные минуты поразил всех присутствовавших на празднике.