— У вас есть карта?
Романенко смерил наемника холодным взглядом:
— Зачем?
— Чтобы вы показали мне эти возможности. Я отвечаю за проведение операции, иначе говоря, рискую собственной задницей, так что у меня есть право голоса.
Романенко тихо всхлипнул от смеха. Он повернул к Торопу экран с изображением карты и пальцем указал на ней несколько важных географических пунктов:
— Бишкек. Мне сообщили, что вдоль почти всего шоссе, которое туда ведет, развернулись ожесточенные бои. Капчагайская трасса в сторону Западного Китая. Думаю, не стоит говорить вам о том, что там сейчас чрезвычайно жарко. Дорога через Кетменские горы — вариант даже не рассматривается, уже несколько месяцев она перерезана под Нарынколом, на реке Текес. Остается два северных шоссе. То, по которому мы проехали вчера к Чингизским горам, оно огибает озеро Балхаш с востока. И второе — трасса, проходящая по западному побережью озера в сторону Караганды. В обоих случаях нужно будет как можно быстрее добраться до Новосибирска и сесть на самолет до Владивостока, а затем — до Ванкувера, без посадки в Токио.
— Ехать до Новосибирска по шоссе? Две тысячи километров? Тогда следовало бы уже давно находиться в пути, если мы хотим успеть до завтра.
Романенко еле заметно усмехнулся и покачал головой:
— Тысяча шестьсот километров. Вы проедете по шоссе лишь столько, сколько необходимо, чтобы выбраться из этого бедлама.
— А дальше?
— В условленное место за вами прилетит вертолет или легкомоторный самолет. Он и перевезет вас в Россию.
Тороп молча изучал карту. «Где-нибудь к северу от столицы, в степи», — подумал он.
— Это мне подходит, — сказал он и снова сел в кресло.
Машина мчалась во мраке казахской ночи подобно бесшумной ракете. Мощная «хонда» с российскими дипломатическими номерами. При ее приближении шлагбаумы на всех КПП поднимались, отдавая честь, как на параде. Светящиеся зеленым пунктирные линии образовывали в небе на востоке сложное переплетение фосфоресцирующих парабол. Ярко-белые вспышки и желтые огни сменяли друг друга с минимальными интервалами: казахская авиация приступила к ночной бомбардировке военных баз противника в районе Капчагая, а противовоздушная артиллерия СОУН отчаянно огрызалась.
Машину вел капитан Урьянев. Тороп сидел на переднем кресле рядом с водителем. Сзади между Уотермен и Доуи сидела Мари Зорн. Девушку сморил сон, и ее голова слегка подрагивала на плече израильтянки в такт движению автомобиля. Эта бледная красота не имела ничего общего с окружающим миром. Бывший сержант ЦАХАЛа смотрела на миниатюрном экране наладонника передачу о музыкальном стиле «индастриал». Из наушников доносились гипнотический ритм и пронзительный металлический скрежет, заглушавшие тихое урчание мотора.
Рыжий уроженец Белфаста, сидевший по другую сторону от Мари, погрузился в созерцание воинственного светового шоу, разворачивавшегося в небесах. На его губах застыла легкая усмешка пресытившегося профессионала, но глаза сверкали от возбуждения, которое Тороп не мог не разделять. Ирландец наслаждался красотой.
В зеркале заднего вида отражались фары автомобиля, следовавшего за ними по пятам. Машину вел водитель Романенко, в ней находились Солохов и двое крепких донских казаков.
Оба автомобиля покинули посольство в самую глухую пору ночи.
Фронтовые сводки не приносили хороших новостей. Решением президента в стране только что было введено чрезвычайное положение. Дорога из столицы в аэропорт оказалась перерезанной. Там развернулись кровопролитные бои, все рейсы, запланированные на этот и последующие дни, были отменены. Романенко узнал об этом от одного из своих агентов, вкалывавшего в гражданской авиации Казахстана.
«Урьянев гонит как на пожар, — подумал Тороп, бросив взгляд на приборную доску. — Он явно питает слабость к ста восьмидесяти километрам в час». Урьянев мог себе это позволить: ни один казахский милиционер не рискнул бы остановить автомобиль с российскими дипломатическими номерами ни за банальное превышение скорости, ни по любой другой причине. Особенно этой ночью.
Тороп смотрел, как мимо проплывают пустынные пейзажи, освещенные ярким прожектором луны, и мысленно составлял список того, что нужно было сделать во время и после окончания операции.
— Два уровня безопасности, — часами втолковывал он двум своим помощникам. — Первое: Ребекка и Мари путешествуют вместе. Они познакомились в Казахстане и бегут в другую страну из-за войны. Второе: мы с Доуи путешествуем отдельно. В самолете Мари и Ребекка садятся в центральном ряду, Доуи и я — за ними, в боковых. Мы не разговариваем между собой. За исключением, естественно, тех случаев, когда возникают серьезные проблемы. Третье: мы летим прямо до Монреаля. Там, в компании «Ави и Херц», уже взяты напрокат две машины. Одна — для Ребекки и Мари, другая — для меня и Доуи. Мы едем друг за другом до места, где будем жить. Ну и наконец, вот ваши паспорта: Ребекка Кендалл и Джеймс Ли Осборн, граждане Британской Колумбии.
Они схватили новые документы и одновременно открыли паспорта на странице, удостоверяющей личность, — с фотографиями, чипом, содержащим генетический код, и информацией о гражданском состоянии. Тороп улыбнулся: всегда странно видеть двойника, родившегося в другой день, в другом месте и под другим именем.
Вместе с Романенко они проработали последние детали плана.
— Прежде всего, мне кажется разумным, — говорил Тороп, — не жить всем вместе. Я знаю Монреаль, там без проблем можно снять несколько смежных квартир в одном доме. Нам понадобятся по крайней мере две. Одна — для Мари и Ребекки, а возможно, и для меня, другая — для Доуи. Если возникнут неприятности, одна группа спрячет у себя другую.
— Согласен, — сказал Романенко. Предложение не вызвало никаких возражений.
Тороп понял, что полковника не пугает перспектива платить за жилье около тысячи долларов в месяц.
В знак того, что разговор окончен, Романенко протянул ему визитную карточку:
— Вот телефон одного из наших агентов в Квебеке. Выучите номер наизусть и сожгите визитку у меня на глазах. Сюда будете звонить только в крайнем случае, и сообщите об этом мне. Ясно? Во всех остальных случаях будете общаться со связным Горского.
Тороп выучил номер наизусть и повторил его для Романенко. Потом поджег картонный прямоугольник зажигалкой «Зиппо».
Где-то на востоке, у горизонта, появились проблески голубого света. Машины только что проехали мимо озера Балхаш. Скоро нужно будет свернуть с шоссе на проселочную дорогу, которая отмечена красным на карте, лежавшей у Торопа на коленях.
— Не беспокойтесь, — произнес Урьянев, теребя усы, — в памяти бортового компьютера есть все необходимые данные. Он предупредит меня за два километра до нужного перекрестка.
— Мы уже проехали это место, — насмешливо заметил Тороп, опережая предупреждающий сигнал навигационного устройства.
Вертолет оказался стареньким российским Ми-24 с опознавательными знаками казахской армии. Четырехмоторный летательный аппарат завис над степью, почва которой была покрыта трещинами из-за засухи и рытвинами из-за недавних гроз. Между тем небо приобрело светло-сиреневый оттенок, как кожа больного младенца. Время от времени на нем вспыхивали недолговечные бледно-желтые зарницы. «Через четверть часа начнется восход, — подумал Тороп. — И в воздухе нас будет видно как на ладони».
Огромные винты с четырьмя лопастями перемешивали воздух подобно вентиляторам и ревели как механический демон. В боку аппарата, неподвижно зависшего над самой землей, открылась дверь. В проеме показался человек в шлеме и специальных очках, позволяющих увеличивать изображение. Он сделал знак кому-то внутри салона, и другой парень вытащил лестницу, сделанную из полиморфного металла. Тросы из высокоуглеродистой стали, обладающие способностью сохранять приданную им форму, развернулись легко, как простые бечевки, и затвердели в этом положении прежде, чем успели коснуться земли.