Она пристально вгляделась в лицо собеседника, ожидая, как он отреагирует. Но так ничего и не разглядела.
— Вы ведь были с ним знакомы? — спросила она.
— Немного. Не думаю, что стоит брать с него пример.
— Но он ведь был хорош в своем ремесле? Я слышала, что говорят о нем актеры — что всегда следили за его новыми ролями, чувствовали его превосходство. Странно, но они все как будто его побаивались.
— Он их тоже.
— Вопрос в том, куда ему было двигаться дальше. Смог бы он достичь еще больших высот? За «Пожар» он получил «Оскара», и есть мнение, что на этот раз приз ему присудили действительно заслуженно.
— Смог бы он достичь новых высот? Не знаю. Дурацкий вопрос, вам не кажется? С каких это пор актерское ремесло превратилось в спорт? Ваша сестра рассуждает так, будто раньше была профессиональной бейсболисткой. В какой момент искусство сменилось деньгами и страхом?
— Да вы романтик. У вас с Анной много общего.
— Рано или поздно ей придется сделать выбор.
— От славы она не откажется, будет цепляться за нее зубами и пойдет по головам, если что. Но вы могли бы доставить ей радость и отвлечь от этих мыслей. Ей сейчас не помешало бы немножко переживаний, не касающихся истории с шарфом.
— Боюсь, я не из числа альфонсов. И никогда не завожу романов со своими клиентами.
— Ради Бога только ей об этом не говорите. Она нуждается в вашей защите. Какое вам дело до причин, главное, чтобы она была в безопасности. Разве не за это вам платят? А если сможете не попасться к ней в коготки — значит, вы молодец. Я бы с удовольствием поглядела на это со стороны.
— Вы так говорите, будто она племенной петух, гоняющий пеструшек по курятнику.
— А вы не смейтесь, во многом так и есть. Мужчины без ума от Анны, Анна без ума от мужчин. Это стоит видеть.
Когда они подошли к бассейну, Анна снова была в воде. Она сделала еще два впечатляющих круга — представление удалось на славу, — выбралась из воды и выглядела при этом как актриса в роли олимпийской чемпионки по плаванию. Черный купальник, хоть и закрытый, совершенно не оставлял простора воображению. Она запрокинула голову и, слегка изогнувшись и подняв руки, выжала воду из своих знаменитых медово-пшеничных волос. Все было проделано весьма искусно, а он был тонким ценителем. Анна вряд ли ожидала, что он тут же впадет в экстаз, подумал Шпандау, но было сразу заметно: она привыкла побеждать на всех фронтах.
— Не подадите мне вон то полотенце? — обратилась Анна к Шпандау. Пам почти неслышно застонала и закатила глаза. Шпандау протянул Анне полотенце, и та стала расхаживать вокруг: пусть он пофантазирует, будто она только что вышла из душа. Шпандау наблюдал за ее перемещениями и ждал. Наконец она закончила вытираться, взяла со столика темные очки и надела их. Потом улеглась в шезлонг и сделала вид, будто смотрит в небо.
— Памми, ты не попросишь Беттину принести нам кофе и бутерброды?
— Ну конечно, — ответила Пам. — Бегу и падаю. Может, мне еще принести твое летнее нижнее бельё? Или лучше с начесом?
Пам удалилась, не дожидаясь ответа. Анна сделала вид, что ничего не слышала. Тянулись томительные секунды. Шпандау смотрел на холмы и деревья за домом. Похоже, ему следовало что-то сказать, но он был не в настроении. Наконец она заговорила сама:
— Пам — моя сестра.
— Я заметил некоторое сходство.
— Мне частенько хочется ее придушить, — продолжала Анна.
— Да, — согласился Шпандау. — Родственники порой доставляют не меньше хлопот, чем прислуга.
— Вы всегда шутите с таким невозмутимым лицом, господин Шпандау?
— Да, мэм. Умение шутить с невозмутимым лицом и вести себя за столом — вот два столпа моей профессии.
Она сдвинула солнечные очки на кончик носа и смерила детектива оценивающим взглядом.
— Вы что, издеваетесь надо мной, господин Шпандау?
— Ну что вы, мэм. Это было бы нескромно и непрофессионально.
— Я смотрю, вы с Пам спелись. Неудивительно, что она хочет вас нанять. Вопрос в том, захочу ли того же я.
— Ответить на него можете только вы.
— Меньше всего мне нужно, чтобы кто-то контролировал каждый мой шаг. Здесь и так нелегко остаться наедине с собой.
— Попробуем держаться незаметно, — сказал Шпандау.