Дэвид Шпандау стоял в хвосте толпы. Люди толкали друг друга локтями, норовя пробраться вперед, пока наконец священник, испугавшись, что такими темпами у трупа скоро появится компания, не отогнал их обратно. Чуть в стороне от центра внимания возникла недолгая суматоха, после чего священник возобновил надгробную речь. Он был из Огайо, родины покойника, и чувствовал себя самозванцем в этом Богом забытом месте. Он зверски потел под направленными на него телекамерами и думал лишь о том, что выглядит деревенщиной, случайно приглашенной в популярную утреннюю телепередачу. Но семья покойного неплохо заплатила за то, чтобы он приехал, разместила его в симпатичном отеле с отличным обслуживанием, и, будучи человеком честным, он намеревался отработать вознаграждение сполна.
— Говорят, что Роберт Леонард Дай был одним из лучших актеров своего поколения, и мало кто рискнет с этим поспорить. Уж точно не миллионы искренне любивших его поклонников и, разумеется, не его друзья и коллеги, знавшие его как доброго и щедрого друга…
Мать Бобби Дая стояла у могилы сына и плакала. Это были искренние слезы, какие на этом кладбище увидишь не так уж и часто. Ее старший сын Гарри, единственный брат Бобби, стоял рядом и поддерживал мать. Гарри не плакал, хотя тут следует иметь в виду, что он только что унаследовал несколько миллионов долларов и дом в Малибу. За ними переступали с ноги на ногу Энни Майклз, она много лет работала агентом Бобби, и большая шишка — Фрэнк Хурадо, продюсер нескольких фильмов, где снимался Бобби. С ними была девушка Бобби, Мила (только имя, без фамилии, как Шер), русская старлетка, мелькнувшая в фильме «Галактические захватчики 3». Она, как наездник на скакуне, заметивший в высоком ограждении просвет, попыталась пробиться вперед, но брат Бобби подал тайный знак, и впереди стоящие сомкнули ряды. Бедная Мила, она подала иск, рассчитывая отсудить поместье, и никто-никто не питал к ней симпатий.
— …Прах к праху, персть к персти, — произнес священник, надеясь, что это прозвучало достаточно драматически и придется по вкусу репортерам.
Оркестр заиграл «Лестницу в небо» группы «Лед Зеппелин», кто-то нажал на кнопку, и гроб опустился в землю. «Прощай, Бобби, бедный ты сукин сын», — подумал Шпандау. Он последовал за цепочкой проходящих мимо могилы, взял горсть земли и бросил ее на крышку гроба. Он заметил, что Фрэнк Хурадо прожег его взглядом. А Энни в его сторону даже не посмотрела. Едва он двинулся к парковке, как низкорослый рыжий человечек ухватил его за рукав.
— Привет, Джинджер, — сказал Шпандау. Глаза Джинджера покраснели от слез. Во время похорон он стоял почти так же далеко от могилы, как и Шпандау, — он ведь был всего лишь личным ассистентом Бобби и, значит, со смертью звезды утратил всякий вес.
— Бобби был бы вне себя от происходящего, — заметил Джинджер. — Он бы выбрал «Траурный марш Зигфрида»[9]. Как всегда, со вкусом. «Лед Зеппелин» вставили в последний момент. Господи, да он и не любил «Лед Зеппелин» вовсе. Это все Мила, сучка чертова. Он, наверное, сейчас на небесах ругается как пьяный матрос. Вы-то хоть на меня зла не держите? Этого бы я уже не перенес.
— А с какой стати я должен на вас обижаться?
— Ну, из-за той истории. Вы столько для него сделали, а он потом отказался даже говорить с вами…
— Вы тут ни при чем.
— Они ведь и меня уволили, — признался Джинджер. — Как только он получил «Оскара» за роль в «Пожаре». Мила заявилась и установила в доме свои порядки, избавилась от всех, кто хоть что-то значил для Бобби. Я прошел с ним через все тяготы, а потом он пригласил Энни, и та попросила меня уйти. Сам он не мог. Знал, что это ошибка. Он боялся Милы, боялся, что она его бросит. И ведь она бросила его, эта сучка, разве не так? Они даже не хотели пускать меня на похороны. Но я пригрозил им скандалом. Плевать мне на эти ваши контракты о неразглашении, я пойду к газетчикам, вот что я им сказал. Пойду на канал «Си-эн-эн», мать его. И они позволили мне прийти. Хоть я и блефовал. Знай они меня получше, разбирайся они хоть в чем-нибудь, то поняли бы: я на такое не способен. Не предал бы я память Бобби, никогда бы не предал. — Он снова разрыдался. — Вы были ему другом, — наконец смог вымолвить Джинджер. — И Бобби это знал.