Ганжур, безыскусственно докурив свой бычок, и, уперевшись угольком в ребристый пластик, гнёт фильтр, стараясь не прикасаться к старым сырым окуркам, собственно и составляющим щетину Ёжику. Ерунда всё эт, в нос дым пускать, из-за этого у братьев-акробатьев джунгли в ноздрях, что можно на добрый носок накосить, как в анекдоте про голого грузина.
Ганжур от своей не высказанной вслух шутки деформирует лицо, сверкая жёлтыми зубами. Валя, увидев это, уменьшает левый глаз, подпирая его щекой.
-Вот руки сделают, - мечтательным фальцетом пропевает Жора, - на пианино играть научусь!
-Ага, на пиянино, сначала одноглазого будешь месяц душить, колом поди уже матрас пробил, гы-гы-гы, - по лошадиному смеётся брат Колька, - а то в терру кинут, яйца отрежут и всё, а у тебя они вообще-то есть, яйца-то, Пресняков?
- А откуда он взялся-то прыщ? - проглотив эти жестокие подколы как горькую пилюлю, выводит свои колоратуры Жора, - не было, не было, и вдруг, это такую херню построить надо, - вам не папиру вышабить?
-Китайка-то? Да строили то давно уже, и чё там, антыресно, есть?
-Трудно теперь сказать, былип целые, смотались бы, глянули, - критически осматривает свою правую ногу, намертво закрученную в АИ, Смирный.
-Кудой ты смотаешься, сына, сыды ужо.
-Ха, - построили, им чё, сублятины пригнали двадцать вагонов, да сотню китайцев с ут-такими бошками!
-Не сублятина, а праильно бует - симулякры.
-Но, а вы в курсях, скоко они домов нагородили, новостройки растут, что твои грибы.
-А я по марцефалю бачил, шчо це ИГОвцы теракт устроили, Белые Коммуны свои подорвали, ихнего главаря же поймали, как его там, -майора, - подвывает со своего ящика Осип.
-Говорят, он типа, раскаялся, правительству всех сдал, а его всё равно - на рею.
-Имею сказать, шо вы, как дебилы малолетние, в телевизор верите, там же шо надо и то и покажут.
-Мыколо, Мыколо, зёма догогой, - отвратительно гэкая, скрипит крашенными досками Осип, - мне не надо говорити, ни в какой телевайзер, я и так знаю, конец стране вашей, Руссии.
-Иосиф, что вы имеете сказать, что мы-таки теперь у макак в кармане, или, я вас умоляю, что город - в оккупации?
-А щчо ти думав, хлопче, зараз город не у бурят...
-Э, фуцан, ты шлягу прометаешь, это в действительности не имеет место быть, - разноголосо трещат на скамейке, - ты хошь сказать... Да ты, да...
-Ша! - рявкает Валера, спасая аутентичные усы Осипа от полного выдёргивания грязными азиатскими руками, - Обед! - орёт он.
Как бы ни хотелось в такое верить, но Валера шакает не ради толерантности. Не просто за дружбу между Азией и Европой, обед, конечно, не за горами, но в коридоре «уши». Семья полотёров Регина и Данил, феерично разбрызгивая из оцинкованных вёдер хлорированную воду, уже слишком приблизились к фанерному ограждению, высокопарно именуемому «дверь».
Все лежащие в корпусе, не сговариваясь, не принимая в каком-то смысле одну линию поведения, доверяют только себе подобным, недорощенным, тем, у кого хоть чего-то не хватает, судорожно ожидающим решения своей судьбы. Персонал, начиная от лечащих врачей и заканчивая клининговым менеджером прогулочного двора корпуса Б Василием Петровичем, длинным как пятнадцатилетний срок и похожим на разумного таракана, заправиловски сшибающим у пациентов на пиво, - автоматически враги.
По коридору летит «вторая склянка», значит, будут давать клейкую массу, не отлипающую от тарелок, даже если их перевернуть вверх дном, компот с какими-то страшными ягодами, похожими на безволосых мышат, засушенных в тридцать седьмом прошлого века, а так же развлекуха, - смачные хлопки по мощным ягодицам Шурсанны, баландёдрши из прода, не особо-то и печалящейся по поводу харрасмента, а то и радующейся этому потоку внимания от хоть таких, но всё ж мужиков.
Все встают и уходят из курилки, ожесточённо давя окурки об спину Ёжику, который беззлобно шипит и, разумеется, воняет, согласно своим честным правилам. Ёжик - то самое мифическое существо, исчезающее ночью, когда ему больше не хватает места в полупрозрачной несгораемой бадье, и он, становясь похожим на маленькую горку, грозится перевалить за края излишками своей массы. Но снова появляется утром маленький грязный ежонок, с двумя-тремя окурками на горбу, увеличивающийся по мере развития дня. Ганжуру по-настоящему интересно, а что было бы, если его оставить в покое, может, он разрастётся, и как нанопыль завладеет миром?
Все уходят, и капитан-фантазёр тоже, поддерживаемый Валерой, встаёт со скамьи и покидает задымлённое пространство.