И вот он спонтанно обрёл состояние Джагшу, когда происходит выброс в астрал, неконтролируемый, там такие существа, но он умеет ими упрвлять, да и дварпалы помогут, жуткие у них рожи только, носов нет, руки с тремя пальцами, новый генетический вид, выведенный для субастрального развёртывания,
Как по лестнице спустился в тело, и понял, что что-то случилось, машины все перевёрнуты, стена дома номер сорок по улице Цеткин разрушена, по земле метпров 30 трещина. дварпалы развёрнуты, видно как сварачиваются, но это хуйня, был значит опять выброс
Ну душе было муторно от непонятного, того самого, которое не определишь, как болезнь с не поставленным диагнозом, и это омрачало Курепу. Даже предстоящая встреча с косолапыми бурятками не радовала.
Путь в будап лежал через южный дистрикт, самый неприглядный и бедный по части прихожан. Составляя в Пекине план поездок по городу Красной Реки, геше даже не включил в программу посещений местного духовенства подчинённый области храм Южного дистрикта. А что он там не видел? Здание, хорошее как всегда, напыление из драгметаллов, гнутые углы пагод, вон проплывает мимо, хурал уже начался, несмотря на то, что утро едва затеплилось. Хорошо работают братья, но они и тут своё получают.
ГОЛОГРАММА
Проезжая мимо семикрышной пагоды с торчащим из центра золотым яйцом, Курепа услышал пение. Голос был высок и звонок, проникал даже через четырёхкамерные стеклопакеты и бронированные стёкла его авто. Рябь на душе, поднятая необъяснимым, улеглась, и там как будто воссияло внутреннее солнце. Аматерасу вышла из пещеры и направилась в цветник.
«Как поёт! Надо будет запомнить и наградить певунью, а чем», - подумал Курепа, похотливо выставив свои передние кроличьи зубы, «чем - найдём»!
Любой пациент военного госпиталя в Новой Комушке сразу узнал бы этот голос, вызывающий телесную дрожь, пробуждающий совесть, вынимающий сознание разума из тёмной ямы рефлексии. Единственным и непобедимым врагом ему был лишь крепкий предутренний сон.
Сколько дней голос летал по этажам, заглядывая в каждое крыло, каждую палату, моментально находя дорогу к сердцам. Скольким людям он подарил надежду на счастливый исход; сколькие вспоминали его потом, доходя от голода и холода в терре, хрипя в предсмертной агонии, суча ногами и вцепляясь оборванными пальцами в мёрзлые корни, а равно и счастливые оправданные, заселяющиеся в новые квартиры в спальных районах, ночами тщетно искавшие сна. Голос звенел, резонировал во всём их существе.
Геше Курепа уже сидел в ароматной сэнто, и косолапые бурятки стегали его берёзовыми вениками, а Цэлмэшка всё пела. О страждущих в пути, о кораблях, истерзанных штормами, но всё равно не достигших берегов, и а её детский чистый голос порхал золотой птицей под куполом в Храме Кадампы Южного дистрикта.
Ей очень повезло, что она оказалась здесь. Найти работу считалось невероятным счастьем. Все её товарки по несчастью жили на пособие, выплачиваемое родственникам больных и тестируемых, на это пособие можно было медленно умирать, как это делали её соседки, а она работала в самом храме. Правда, называлось это службой.
Она читала с листа тексты на бурятском, вагиндра, и даже могла импровизировать некоторые палийские сутры, напечатанные на пальмовых листьях, их с величайшим почётом хранили в монашеской половине храма, прятали в палисандровый цилиндр и вынимали только по праздникам. Храмовый оркестр своим мягким звучанием дополнял её пение, за которое её уважали не только музыканты, но и почти все служители, включая трёх ани, братьев Кадампы, подчинявшихся только самому эрия оджи, районному дяде.
Семь тридцать утра. Ани обертонисто начитывают тексты поверх Цэлмэгиного пения. Ритмически-неравномерные конструкции сутр, как чёрные лабиринты, в которых запутывается ум всякого мирянина:
[Энэ дэлхий дээр юу ч байхгүй,
Бүх зориулагдсан түр зуурын.
Би бага зэрэг алав.]
[Нет ничего твоего на этой земле,
Всё конструированное преходяще
Умертви маленькое я.] (монг.)
Но звонкий Цэлмэгин голос путеводной нитью пролегает в серебряной высоте, указуя путь:
[өөртөө өмнө нь бусдад үйлчилгээ.
служение другим прежде самого себя.] (монг.)