-Ну вот, иное дело, давай по маленькой, грёбанный несессер.
Лексеич, довольный своим знанием психологии подчинённых младших офицеров, вываливает из рюмки янтарного цвета жидкость в розовый кружок рта, а подчинённый смотрит на этот кружок и всё приближается к нему, и вот это не кружок уже, а некая фигура с намечающимися сторонами. Бантик майоровских губ как в детском калейдоскопе меняет конфигурацию, но овальчик незыблем. Да ну, какие узоры, свали-доскоп иди ты пьеха, это-окно, наплывающее и заостряющееся до жёсткости девяностоградусных углов. Щас смотри, - окно расслоится на несколько шаблонов, разных по размеру, соединённых перепонкой, и получится нечто вроде гофра на старинных фотоаппаратах, или кузнечного меха, который слаживается, раздвигается, опять слаживается. А, не нравится тебе приближающаяся музыка, этническая до тупости, типа по горке самолёты ссали, да хренобль с тобой, терпи, рожа ты необсерная, налим гопнический.
Но среди этих всех метаморфоз Ганжур, сотрясая головой подобно ужаленному оводом коню, кое-что понимает, - накурили его однопалатники, мрази серые, накачали наркотой. И собирается он с копыта выводить на чистую воду всю эту торчащую братию, (Лексеичь тоже чо-ли, не, это глюк, Алдар-то понятн), как приходит в себя и осознаёт, что такими аллегориями видит своё сердце. Каждый последующий удар не похож на предыдущий, гофр заворачивает то влево, то вправо, так всё непостоянно, что Ганжур даже печалится по поводу несовершенства своего тела, и сетует на халатность тех, кто его создал.
В этот момент кто-то сзади трогает его за плечо.
Он оборачивается, погружая своё качественное лицо в луч заходящего на западе солнца, и понимает, что близко и глупо уснул в палате возле окна, сидя на старом продавленном кресле, аж пружины в ягодицы впились. И тут бы ему попытаться осознать, что это за сон такой: о прошлой жизни, о которой он вообще ничего не помнит, или глюк про армию, всяких Лексеичей, Иванчей, и прочего военного мяса, затянутого в «капустный» камуфляж? Но в данный момент присутствуют как бы два Ганжура, один вообще понятия не имеет, кто все эти люди, да он класть на них хотел, а другой был просто сном, ну как если бы чужую жизнь прожить, убай.
-Ганя, пошли чай пить, с булочками, - мягко произносит Андроник Пак. Ганжур в ответ отрицательно дёргает недоделанной головой и с ложной озабоченностью смотрит в окно, за которым каланча Василий с упоением на своём каменном табле обдирает метлой брусчатку от снега.
Кажется Ганжуру, что с этим сном всё стронулось с мёртвой точки, и теперь, наконец-то, грядут некие изменения в его жизни. Причём, такие, что выберется он из этого сверкающего дерьма, или нет, один Yндэр знает, но ни за что не скажет, пробовали уже.
Ганжур отворачивается от окна, обводит косым взглядом уменьшающийся не по дням а по часам контингент палаты номер пятнадцать, который само время кидает по одному в пасть терры, и грустит. Получается, что ему остаётся только вздыхать и ждать своей очереди, пусть у него и особые отношения со стариком время, но надолго ли. И вот этого не знает даже Yндэр.
Рожастый пациент хитро наблюдает за дружно чаюющими и вполголоса переговаривающимися пациентами, словно их не заботит вопрос о завтрашнем дне, но он-то знает, что заботит, и ещё как, и это их мнимое спокойствие не более чем попытка отогнать от себя страшные мысли о будущем. Они же тоже не дураки, видят, как их соседи прямо с кроватей, что с катапульт, улетают в неизвестность, коя похуже смерти будет. Сначала Осип, потом певец Жорик, потом Валера загнулся. А завтра увезут Алдара. Этот хоть как-то скрашивал будни, на отраве не прогибался, какие-то мысли двигал, выцеживая чушь между прострелами в зубах, а щас даже в палате нет, нарезал куда-то. Поди, на складу, долги отдаёт, барбитуру отрабатывает, кролик кварталовский, ну давай, давай, в терре-то не расканителишься на пару чеков.
Ганжур ещё из вчера видел, как Алдара, из-за восьмибита рассредоточившегося до размеров средней сопки, хватают рыжебородые бабуины из ОСОЕ, и заламывают ему руки. Ещё и сопротивляется, строптивец, что говорить, духу у него было. Но, хотя, какой там дух, у мужичков из контроля окружающей среды такие заточки, что просто увидишь и сразу сдашься. Алдар против них, что Сергей Зверев по духанке против четырёх ремб, которые только вчера из лука полОКСВЫ за речкой выкосили.
Только для полноты картины надо ещё к полупарализованному сталоневскому подбородку рыжую паклю приделать. Хной там покрасить, убай, или как лучше.
Вот Алдара, упирающегося всеми конечностями, тащат по ступенькам вниз, через склады к грузовому, один ремба несильно так, (для него самого, разумеется) периодически бьёт бывшего пациента под дых обухом боевого топора, чтобы процесс проще шёл, отчего из многочисленных карманов засаленного пуховика валятся склянки, шприцы и разного рода узелки. Упирается пациент хорошо, потому что только через двадцать долгих минут громилы запихивают несчастного в следственный «мерс», хлопают дверцы, и снег повисает.