Тут он видит, куда его привезли, и чешет копчик, (хотел череп, но руки закованы).
«Э-э-э, республиканска элмэнгын газар[3] жы, мать тут лечился».
Его вытаскивают из «тигра» и заводят на территорию, и этот дурак понимает всё.
Но именно на понимание примитивный механизм Ганжуровского разума не рассчитан, во всяком случае, на глубокое, поэтому тут происходит некий баг, выразившийся в том, что реальность для него как бы раздваивается. Поскольку мы знаем, что так не бывает, объявим одну из них за галлюцинацию. Какую именно, надо решить прямо тут же.
Итак, убай, первое:
Страшная территория 262 ареала, огороженная забором в два человеческих роста, давно уже маячила ему из мутных фенобарбиталовых снов, когда доктор был ещё при деле, и немилосердно накачивал пациента дрянью неизвестно зачем. А после того, как он (доктор) исчез, и исчезли все мирские блага в виде женовьих харчей и улучшающегося внешнего облика, территория совсем стала близка, и от этого ужасна.
Ворота невысокие, ниже забора, но смотрятся мощно, будто вытесанные из гранитной глыбы. Улетают в сторону, впрочем, легко, как занавеска на окне. Когда по подъездным путям привозят новую партию животины, и состав заходит внутрь, ворота тут же захлопываются, уже на полных гравитационных правах. Не прогуливай эта обезьяна уроков по биологии, сравнил бы с челюстями крокодила, на сжатие - 240 атмосфер, на разжим - можно удерживать двумя пальцами. Тут одна ассоциация: войти, мол, легко, а вот выйти...
Но больше всего пугают не ворота, и не то, что за ними, а надпись красной краской «Terra Inferorum[4]», сделанная, как Ганжуру кажется, вместо малярной кисти обрубком руки, из которого фонтаном брызгала кровь, и как раз закончилась на последней литере. Говорят, перед смертью именно её и произносят. Оно и понятно, можно ммм сказать, а попробуй, например ЭЮЯ! скажи, или там экс уай зэт. И не в том смысле, что жизнь редко когда в конце алфавита прекращается, хотя, опять же, кто решает, где он, настоящий конец?
Если он заехал в этом поезде за ворота, видел надпись, логично будет предположить, что этот идиот, несмотря на все старания доброжелателей и явные и тайные, угодил-таки в терру.
А что же он там делал? Ходил по каким-то лесочкам, пожимал руки неким облезлым людям, похожим на зверей (то хвост с когтями, то шкура 7 см.), жил в бараках, варил там крыс, через забор сношался с какими-то женщинами, и скулил, скулил. В общем, есть что вспомнить. А самое страшное, что водило ведь, людьё, под дулами автоматов на какую-то фабрику, кидать лопатами пыль, а от неё потом лёгкие не дышат, грудь не вздымается, и больно, больно...
Но самое страшное заключалось не в этом. Даже из терры мир поддавался расслаиванию и замедлению вплоть до остановки по требованию, но породил каких-то ужасных мобов, как Ганжоночек говорит. Нет, ни быдлорожие рембы-опера, ни бесчеловечные дезинфекторы, ни свиномордые железнодорожники, отправляющие зверятину в последний путь, ни даже хуруулы, дворовые привратники не беспокоили нашего страдальца, а появились какие-то здоровые уткоморды, вот они-то и так напугали Ганжура.
Как было-то. Значит, зима, двести шестьдесят вторая терра, палатки из целлофана. Лучше бараков-то, продуваемых как есть насквозь. Анималы мрут как мухи, пачками мёрзнут, проклятые игемоны совсем не жалеют зверюг. Ну, кто поумнее, и поблатнее, утепляются, как могут, у капы Михеича, завпроизводством, вообще целая юрта из шкур.
Привели с работы, захлопнули ворота, зверьё кто куда разбрелось, Ганжур в свой целлулоидный дом полез. Достал зашкерку, - лепёшку из обдирки, на пару крыс вчера выменял у Лэськи из-за забора, (присовывал так ей иногда, ничего, хитрая только, yнэгэн обог, лисий род) из-за пазухи бутылку с бражкой, к телу ближе клал, чтоб тёплая была.
Съел, выпил, а теплее не стало. И тут вспомнил, что можно мир чуть-чуть растуманить, подождать маленько, а потом при обратной концентрации, как бы какие-то капли выделяются, вроде лишнее что-то, как в анекдоте про пересобранный японский магнитофон, когда лишние детали остались, а эти капли и признаются за тепло. Каждому известно, что тепло, (если речь не об отношениях между людьми) есть ни что иное как разогнанные молекулы. Да и вообще мир - голимый обман. Видишь ты, например, красный цвет. Не думай, убай, что этот материал красный, он весь остальной, кроме красного, остальные поглощает, красный - не приемлет, и вот ты видишь его. Но, расфилософствовалась что-то наша обезьяна, пора действовать.
И вот, действует. Вся терра, утыканная лысыми деревцами и усеянная палатками и двухэтажными бараками, набухает, идёт волнами, суетящееся по ареалу зверьё затормаживается, в правом ухе заводит свою восмибитную шарманку nintendotone 2, только на сей раз как бы качественнее, что ли, человек с фантазией может легко себе представить какой-нибудь великорусский осиповский оркестр, вымуштрованный донельзя. Только тутти пока нет, все молчат, потому что домры фальшивят. И вот, коротышка-дирижёр во фраке, отмахавший ауфтактами все свои маленькие ручки, с перекошенным от злости лицом выявляет халтуру в альтах и заставляет их пилить и пилить медиаторами из пластиковых крышек по железным струнам, и ещё и успевает причитать: о домры, домры, не зря их царь сжигал.